«Сегодня» продолжает публиковать главы из будущего романа Арсена Ревазова «Красная комната войны».
Инфракрасная фотография полей битв становится инструментом как визуального осмысления, так и рефлексии о памяти, истории и культурной травме.
Невидимые поля сражений Арсена Ревазова: интервью о новом проекте и природе войн
О романе. Синопсис
Фотограф Иосиф. Давно смирился со своим диагнозом: периодические приступы ретрокогнитивной диссоциации — расстройства, при котором в сознание неожиданно врывается беззвучный стробоскоп обрывков чужих воспоминаний из чужого времени.
С ним связывается малоизвестный европейский Фонд со странным, но щедрым заказом: он должен снять на инфракрасную камеру нынешнее состояние главных полей мировых сражений, причем для каждой серии фотографий этих мест должно быть написанное в свободном стиле эссе об данной битве.
Фонд объясняет свой заказ актуальностью темы войны в современном искусстве. Иосиф сначала отказывается. Для человека с его диагнозом, места массовой гибели — это эпицентр невыносимого сенсорного шторма. Сломившись под давлением гонорара, он соглашается, не подозревая, что Фонд интересует не его художественный стиль, а то, чтó он бессознательно зафиксирует в своих текстах — те самые «аномалии», которые он всю жизнь учился считать лишь симптомами своего расстройства. И что из этих, казалось бы, бессвязных аномалий его новые работодатели методично собирают нечто цельное и, возможно, зловещее.
Фотографии и эссе о новой битве мы публикуем каждую среду.
Битва при Хаттине. Крестоносцы против Саладина. Часть первая
Битва при Фарсале. Помпей против Цезаря
Битва при Марафоне. Greeks VS Persians
Фермопилы. Spartans VS Persians
Битва при Саламине. Греки против персов
Битва при Каннах. Римляне против Ганнибала
Ниже — вторая часть истории битвы при Хаттине. Крестоносцы против Саладина, 4 июля 1187 года.
Лобовая атака
На последнем военном совете никаких споров уже не было. Совет ранним утром еще до восхода солнца единогласно принял решение не пытаться сложным маневром обойти войско Саладина, чтобы выйти к воде. На это у рыцарей и лошадей просто не хватило бы времени и сил. Крестоносцы решили атаковать мусульман в лоб и прорываться к воде по кратчайшему пути.
Разработали простой план. Рыцарский конный авангард Раймунда спускается вниз с холма и прорывает мусульманский боевой порядок по центру. В образовавшуюся брешь входит остальная армия и плотным строем без остановок добирается до воды. И, собственно, все. На утолении жажды планирование прекращалось. Дальше предполагалось действовать по обстановке. Скорее всего ждать подкрепления из Акко. Но сначала — вода.
В пользу рыцарей было то, что они, закованные в латы, должны были атаковать на спуске. Это позволяло увеличить скорость и силу атаки почти вдвое. Никакая легкая кавалерия Саладина и тем более пехота не могла устоять против такой лобовой атаки. В пользу рыцарей была и относительно прохладная утренняя погода.
Ветер в лицо
Но против рыцарей был ветер. Он дул с Востока, с озера, в сторону крестоносцев. Саладин заметил это и приказал поджечь в разных местах склона холма сухую траву и кустарник за несколько минут до выдвижения рыцарей на боевую позицию, когда менять маршрут атаки было уже поздно.
Дымовая завеса быстро поднималась над холмом.
Отряд рыцарей Раймунда с копьями наперевес на высокой скорости поскакал прямо в дым и легко прорвал мусульманский центр. Но дальше все пошло не по плану. Его отряд потерял визуальный контроль над следующей за ним основной армией. Он оторвался от нее, она отстала, после чего все заблудились в дыму и захлебнулись в кашле. Отставшее войско попробовало наступать в брешь. Оно искало ее, но вместо того, чтобы двигаться быстрым маршевым шагом, сохраняя строй, оно брело в дыму наощупь. Сама брешь благодаря уверенным командам Саладина быстро закрылась. Мусульмане обмотали головы влажными повязками, что частично спасало их от дыма, тем более что он дул им в спину. Через какое-то время авангард Раймунда спустился с холма и вырвался из дымовой завесы, но было уже поздно. Он какое-то время поджидал потерявшееся в дыму войско или ждал хоть какой-то информации о нем, но коммуникация между отрядом Раймунда и оставшийся сзади армией оказалась полностью нарушенной. Раймунд растерянно повел свой отряд к воде. Его рыцари умирали от жажды и надеялись, что у основной армии тоже получится как-то выйти к воде.
Но у нее не получилось. Оставшиеся крестоносцы продолжали биться в дыму, окруженные с трех сторон холма. Мусульмане с устрашающими криками яростно набрасывались на них. Сил у обезвоженных рыцарей было существенно меньше. А главное — они потеряли скорость. Рыцарь на полном скаку непобедим. Но когда он топчется на месте, не понимая, где свои, где чужие и куда надо вообще скакать, то вражеские пехотинцы, даже плохо вооруженные, бьют саблями и булавами по ногам его коня или распарывают ему копьями незащищенный броней живот. Конь падает. А спешенный рыцарь не может биться долго — на нем 20-25 килограмм железа. Его сваливают на землю, вскрывают кривым ножом как консервную банку шлем вместе с кольчюжным капюшоном и перерезают горло.
Переход сражения в избиение
Из сражения двух армий бой перешел к индивидуальным схваткам в пересеченной холмистой местности в дыму. Управление войском или ослабло, или вообще потерялось. Крестоносцы сражались яростно, но вынуждены были отступать. А отступать им пришлось уже поднимаясь в гору. Более подвижные мусульмане уничтожали их методично и хладнокровно. Пехотинцы падали от теплового удара или садились на землю в изнеможении, после чего их или добивали или брали в плен. В конце концов битва превратилась в избиение. Некоторые отряды целиком сдавались в плен на милость победителей за обещание получить несколько глотков воды.
Спасся от смерти и плена только прорвавшийся к воде авангард Раймунда. Он через пару дней обходными путями вернулся в Циппори. Спаслись несколько рыцарей и пехотинцев, вырвавшихся из дымовой завесы через центральную часть холма. Не меньше 6000–7000 крестоносцев погибло. Остальные 12 000–13 000 попали в плен. Все военачальники, включая Рено де Шатийона, и магистра Жерара ди Ридфора ,и самого короля Иерусалимского королевства Ги де Лузиньяна оказались пленниками Саладина, а главная реликвия христианского мира Животворящий Крест — его трофеем.
Быстрая сессия
Я подъехал к точке, которую Гугл считал Рогами Хаттина, вылез из машины и осмотрелся. Никаких признаков битвы я не нашел. Ни памятника, ни даже таблички. Слева от дороги возвышался холм, назвать которого двугорбым было можно, но двурогим, пожалуй, нет. То есть рога у него показались мне выраженными не отчетливо. Я бы назвал это место скорее горбами Хаттина, чем рогами.
Я забрался на совершенно пустынный холм, заросший чертополохом, посмотрел на восток и тут же увидел темную свинцовую полоску Генисаретского озера. Не так уже и далеко. Восемь километров по прямой. Эту воду определенно видели рыцари, пока дым от зажженной травы не начал застилать им глаза. Я начал съемку, но никак не мог сообразить, делать ли фокус на дальней полоске воды, сохранив размытым чертополох на переднем плане, или наоборот — убрать воду из фокуса и сделать акцент на траве, которую поджег Саладин 950 лет назад.
Или вообще задиафрагмировать объектив по максимуму, чтобы сохранить резкость на обоих планах. Сделал несколько кадров в разных сочетаниях резкости и принял решение не решать ничего сейчас. Успеется. Затем я спустился к машине и снял несколько видов на холм снизу. Вот, вроде, и все. Съемка неожиданно быстро завершилась. Я старался не думать о погибших здесь рыцарях и пехотинцах, до тех пор, пока не вспомнил о судьбе пленных. И вот тут я похолодел, несмотря на адскую жару вокруг.
Гостеприимный плен
Короля, магистра, Рено и нескольких баронов привели в походный шатер к Саладину. Пленники, основываясь на нравах и обычаях того времени, ожидали или немедленной казни, или тяжелого заключения, стимулирующего быстрый и крупный выкуп. Но вдруг Саладин начал лично раздавать им драгоценные кубки с прохладительными напитками, водой и шербетом. Все удивились. По обычаю того времени предложить пленнику еду или питье означало даровать ему жизнь. Однако когда очередь дошла до Рено де Шатийона, Саладин неожиданно отвел руку с кубком и передал кубок слуге.
«Ты не мой гость, — сказал он. Ты преступал собственные клятвы. Ты угрожал святыням ислама. Ты — грабил мирные караваны. Ты — виновник сегодняшнего кровопролития и многих других. Ты достоин смерти». После чего он неожиданно выхватил меч и одним горизонтальным ударом отрубил Рено голову. Обезглавленное тело рухнуло на ковер, из шеи брызнул фонтан крови. Бешеный сын бешеного века окончил свою жизнь в роскоши, которую он так любил. По крайней мере, в царском шатре на роскошном персидском ковре среди драгоценной посуды и изысканной еды. Король и пленные рыцари вздрогнули, решив, что сейчас на них бросятся воины Саладина и зарежут их как овец. Но Саладин тут же убрал меч в ножны и успокоил Ги де Лузиньяна. «Король не убивает короля. И вы все — мои гости, — обратился он к рыцарям. — Скоро мы пойдем пировать. Но перед этим мне надо поучаствовать в одной церемонии. Присоединяйтесь».
Относительное милосердие
Саладин и знатные пленники вышли из шатра. Саладин отдал приказ построить всех пленных рыцарей орденов Тамплиеров и Госпитальеров на плацу лагеря перед всей армией. Рыцарей вывели. Им был предложен публичный выбор: ислам или смерть. Почти все 230 человек выбрали смерть. Имад ад-Дин, придворный хронограф Саладина, был очевидцем казни и оставил ее яркое описание.
Саладин обратился с короткой речью к группе из своего окружения, состоявшего из улемов (исламских правоведов и знатоков Корана), суфиев (мистиков, аскетов) и других благочестивых добровольцев, которые сопровождали армию. Он сказал, что казнь, которая сейчас состоится, — не его личная месть, а часть священной войны, в которой духовные лидеры ислама принимают прямое, физическое участие. Он противопоставил религиозный фанатизм рыцарей-монахов религиозному рвению своих собственных последователей. В заключение он предложил улемам и суфиям собственноручно казнить тамплиеров и госпитальеров. Ученые и мистики с энтузиазмом вызвались быть палачами. Имад ад-Дин пишет, что на лицах многих из них было радостное выражение. «Каждый из них просил позволения убить одного из них, доставал свой меч и, засучив рукава, устремлялся вперед».
Религиозный ритуал
Это превратило казнь из рутинной военной расправы в религиозный ритуал: одни богословы и мистики убивали других. Я думаю, что многие из этих ученых и суфиев никогда раньше не убивали человека. Казнь могла быть неаккуратной и более жестокой, чем если бы ее проводили опытные солдаты. Пленных рыцарей, скорее всего, ставили на колени со связанными руками, после чего неопытный палач наносил удар мечом по шее. Наверное, профессиональные солдаты помогали добивать тех рыцарей, которых не удалось убить с одного удара.
Имад ад-Дин нисколько не осуждает своего военачальника за жестокость. Для Саладина тамплиеры и госпитальеры были непримиримыми врагами, с которыми не могло быть мира. Выкуп за тамплиера или госпитальера представлялся ему бессмысленным — после того, как орден заплатил за него, он немедленно вернулся бы в строй. Казнь военно-религиозной элиты христианства должна была стать мощным символом. Саладин демонстрировал сокрушительную победу не только на поле боя, но и в религиозной войне.
Прагматичное исключение
Саладин был не только воином и религиозным лидером. Иногда он становился прагматичным политиком. Великий магистр ордена Тамплиеров Жерар де Ридфор получил помилование без всякого перехода в ислам. Саладин пощадил его, но не из милосердия. Он использовал его плен и возможную свободу как разменную монету, чтобы заставить тамплиеров без боя сдать ему мощную крепость в Газе, и добился своего.
Я с огромным трудом представил себя на месте магистра. Что он чувствовал, глядя на казнь? Какими глазами смотрели на него, стоявшего рядом с Саладином связанные, вставшие на колени перед последним ударом его рыцари? Кричали ли они что-то ему? От этих мыслей мне стало очень и очень не себе.
Лучший способ отвлечься от кровавого прошлого — устроить себе еще немного приключений. Мне захотелось увидеть последние следы пребывания крестоносцев на Святой Земле, и я поехал в Акко, решив, что по дороге подведу в уме итоги битвы. Я люблю думать за рулем.
Итоги битвы
С казнью тамплиеров и госпитальеров окончилось сражение при Хаттине, одна из самых значительных битв в противостоянии Западного мира Восточному.
5 июля, на следующий день после битвы, жена Раймунда Эшива, на освобождение которой и шли рыцари, сдала цитадель Тверии. Взамен Саладин предоставил ей, ее детям, слугам и оставшимся воинам свободный проход со всем их имуществом. Они беспрепятственно покинули Тверию. Раймунд III Триполитанский вернулся к жене и детям. Здесь мог бы случиться настоящий happy end исторического боевика, но он не случился. Раймунд не смог пережить поражения и умер в своем замке в Триполи через полгода.
Иерусалим пал через две недели без боя и даже без серьезной осады. Защищать его было некому. За солидный выкуп Саладин разрешил христианским жителям покинуть город навсегда и даже забрать то имущество, которое они могли унести с собой. Иерусалимское королевство прекратило свое существование.
Бывший король Ги де Лузиньян и магистр тамплиеров Жерар ди Бодфор провели в плену около года, после чего были выкуплены. Они дождались Третьего Крестового похода, который оказался чуть более успешным, чем Второй, хотя Фридрих Барбаросса утонул в реке во время похода, а Ричард Львиное Сердце попал в плен. Тем не менее, благодаря именно Третьему походу крестоносцы оставались в этом регионе еще почти сто лет. Без Иерусалима, но с Акко и Триполи. Ги де Лузиньян через сложные сделки с тамплиерами и госпитальерами получил в управление Кипр, где основал династию кипрских королей и умер в глубокой старости. Последняя королева из династии Лузиньянов, Катерина Корнаро, была венецианкой. В 1489 году Кипр стал венецианской колонией и оставался последней политической памятью о крестоносцах в регионе, пока и его не захватили турки в 1570 году.
К концу XIII века, крестоносцев окончательно изгнали из Святой земли. Последним их городом, который продержался дольше всех, была Акра (нынешний Акко). Она пала в 1291 году.
Акко
Меньше чем через час я с огромным трудом запарковался прямо в порту Акко и пошел бродить по старому городу. Следов, оставшихся от крестоносцев, оказалось много. Гораздо больше чем я ожидал. Во-первых, массивная мрачная цитадель. Он очень уверенно возвышалась над старым городом и словно говорила: плевать, что я неуклюжая. Зато смотрите, какая я огромная и мощная.
Я прошелся по шумному, большому и одновременно очень тесному рынку. Мне показалось, что он не сильно изменился с тех времен и что наверняка в городе живут семьи, которые уже тридцать, если не сорок поколений связаны с этим рынком нерушимыми узами. Годы идут, поколения сменяют поколения, крестоносцев сменили турки-сельджуки, турков-сельджуков сменили османы, османов — англичане, англичан — израильтяне, а нехитрая средиземноморская торговля идет себе и идет. Свежая рыба, свежие овощи, разноцветные порошки пряностей. Пряности особенно восхитили меня. Я захотел взять доску, вымазать ее клеем и рассыпать по ней разными холмиками, пятнами и линиями нежно-коричневую корицу, ярко-оранжевую куркуму, красный шафран, зеленый кардамон, черно-серый почти седой молотый перец и еще двадцать видов разноцветных специй, у которых я не знал не только названий, но даже названий их цветов.
Жара и палящее солнце сделали свое дело — я решил укрыться в прохладном тоннеле тамплиеров, подземном ходе, соединявшем цитадель с портом. Это место оказалось совершенно готическим в полном смысле этого слова. Нижняя часть туннеля, которая выводит в порт, высечена в скальной породе, верхняя часть, ведущая в цитадель построена из обтесанного камня. Низкий сводчатый потолок, до которого легко достаешь рукой. Все освещено факелоподобным красно-оранжевым тихим светом. Не хватало пауков, плесени, сырости, летучих мышей и вообще готики. Все было по-музейному чистенько. Но это я придираюсь.
Следы Италии
Я вылез из тоннеля и еще немного прошелся по старому Акко. Венецианские и генуэзские архитектурные фрагменты попадались буквально на каждом шагу. При этом найти целый квартал или хотя бы дом было совершенно невозможно. Слишком много всего было за это время перестроено. Где-то сохранилось одно готическое окно на совершенно брутальном фасаде. Где-то стену украшал ордер с колонной и пилястром. На одной из мечетей я увидел замурованный портал с безусловно итальянским акцентом. Я нашел даже классический венецианский колодец, у которого время сточило добрую половину, в результате чего он из толстого кольца превратился в лежащую на земле арку. И тут мои глаза поднялись на настоящую арку, соединявшую два совершенно разных по высоте и по архитектуре дома. Один дом был, возможно, ровесник крестоносцев, у которого после падения Акко по мусульманскому обычаю были заложены и заштукатурены окна на фасаде, в результате чего дом выглядел ослепшим. Второму дому было лет 100–120 не больше. Обычный османский трехэтажный дом. Но их неожиданно соединяла арка, которая не просто сохранилась, но и полностью сберегла средневековый итальянский дизайн со следами резьбы и лепнины.
«Ну правильно, — сказал я себе. — Акко всегда выполнял функцию этой арки. Соединял Запад с Востоком, а Юг с Севером». Я вдруг сообразил, что битва при Хаттине является ровесницей битвы князя Игоря с половцами, благодаря которой родился настоящий шедевр древнерусской литературы. 1185 год, на два года раньше. Никаких выводов из этого сопоставления я сделать не смог. Видимо из-за жары.
Триумф в перевернутом виде
Я устал гулять, почувствовал, что перегрелся и, увидев рыбный ресторан, расположенный прямо на утесе над морем, пошел туда остывать и восстанавливать силы. Я съел креветок в кипящем масле и вдруг понял, что я еще чего-то не понимаю про битву при Хаттине. Крест. Куда делся Крест? Главная святыня христианского мира на протяжении всего первого тысячелетия? Реликвия такой значимости, тем более закованная в золото, и украшенная драгоценными камнями, не могла просто исчезнуть. И для мусульман Иисус Христос — важная фигура. Одна из важнейших фигур в цепи пророков, предшественник Мухаммада, чудотворец и, между прочим, Мессия (то есть помазанник и царь, хотя и не божественный спаситель). Не мог же Саладин пренебречь реликвией такой значимости?
Я достал ноутбук, подключил его к телефону, заказал густой арабский, точнее, турецкий кофе — арабский кофе менее густой, более светлый и заваривается не в джазве, а в высоком бронзовом кофейнике с узким носиком — и полез разбираться. Предчувствие меня не подвело. Имад ад-Дин подробно описывает, как Крест был принесен к шатру Саладина после битвы. Христианские хронисты, в свою очередь, с горечью пишут именно о пленении святыни, а не о ее потере. После битвы крест доставили в Дамаск и в знак триумфа пронесли по улицам в перевернутом виде, после чего выставили у входа в главную мечеть Омейядов. Это был мощный пропагандистский ход, демонстрация триумфа ислама. Орден тамплиеров предложил Саладину огромный выкуп за Крест, но султан отказался. Для него ценность Креста как символа победы была выше любых денег. Ричард Львиное Сердце во время Третьего крестового похода (1189–1192 гг.) неоднократно вступал в переговоры с Саладином. Возвращение Креста было одним из ключевых условий мира. Саладин, по разным источникам, то обещал его вернуть, то уклонялся от ответа. В итоге мирный договор был заключен без возврата реликвии. Императоры Византии также пытались выкупить святыню, предлагая огромные суммы, но тоже получили отказ. После смерти Саладина в 1193 году, всего через пять лет после битвы при Хаттине, след реликвии становится туманным. Есть несколько основных версий того, что случилось потом.
Версии исчезновения
- Наиболее вероятная версия: Крест оставался в руках династии Айюбидов (потомков Саладина) в Дамаске. Со временем, в смутах и войнах, оригинальный оклад могли разобрать ради золота и драгоценностей, а само дерево рассыпаться или сгореть.
- Версия о переносе в Каир. Поздние арабские и коптские источники приводят упоминания, что при правлении аль-Камиля (сына брата Саладина) часть трофеев из Сирии перевозилась в Египет, в том числе ценности из сокровищницы Дамаска. В этой версии предполагается, что Крест оказался в хранилищах Каира в начале 13 века. Ни один европейский пленник или посол, посетивший Айюбидов, не упоминает реликвию, поэтому большинство историков считает, что она, если и была перевезена, то недолго пережила переселение.
- Тамплиерская или «скрытая» версия. Согласно позднесредневековым легендам (14–15 вв.), орден тамплиеров якобы тайно выкупил и заменил оригинал Креста во время переговоров с Айюбидами или их наследниками. Предполагается, что настоящая реликвия могла быть вывезена и спрятана в одном из замков ордена. Однако ни в архивах ордена, ни у хронистов того времени (например, Гийома Тирского или Эрнула) нет упоминаний такой сделки. Эта версия считается частью позднейших рыцарских легенд, усилившихся после разгрома ордена в 14 веке.
- Гипотеза о разделении Креста. Некоторые современные исследователи допускают, что Крест был разделен на части — как это уже неоднократно случалось с другими реликвиями. Малые фрагменты могли попасть в частные коллекции мусульманских эмиров или быть перепроданы обратно христианам. Это теоретически объясняет появление множества «осколков Истинного Креста» в Европе после 13 века без связи с официальными источниками и шутку Эразма Роттердамского, что если собрать все щепки от «подлинного» креста, хранящиеся в монастырях Европы, из них можно было бы построить целый флот. Впрочем, все документированные частицы Животворящего Креста, которые сегодня хранятся в известных храмах, происходят из других фрагментов, в основном отгрызанных паломниками до заключения Креста в оклад.
В любом случае, одна из самых важных христианских реликвий — Святой Животворящий Крест Господень — исчез навсегда. Как когда-то Ковчег Завета. Со времен битвы судьба его неизвестна. Мне кажется, это отличный повод для исторического исследования с приключениями на местности или хотя бы романа и сериала про поиски.
Конец