«Сегодня» продолжает публиковать главы из будущего романа Арсена Ревазова «Красная комната войны».
Инфракрасная фотография полей битв становится инструментом как визуального осмысления, так и рефлексии о памяти, истории и культурной травме.
Невидимые поля сражений Арсена Ревазова: интервью о новом проекте и природе войн
О романе. Синопсис
Фотограф Иосиф. Давно смирился со своим диагнозом: периодические приступы ретрокогнитивной диссоциации — расстройства, при котором в сознание неожиданно врывается беззвучный стробоскоп обрывков чужих воспоминаний из чужого времени.
С ним связывается малоизвестный европейский Фонд со странным, но щедрым заказом: он должен снять на инфракрасную камеру нынешнее состояние главных полей мировых сражений, причем для каждой серии фотографий этих мест должно быть написанное в свободном стиле эссе об данной битве.
Фонд объясняет свой заказ актуальностью темы войны в современном искусстве. Иосиф сначала отказывается. Для человека с его диагнозом, места массовой гибели — это эпицентр невыносимого сенсорного шторма. Сломившись под давлением гонорара, он соглашается, не подозревая, что Фонд интересует не его художественный стиль, а то, чтó он бессознательно зафиксирует в своих текстах — те самые «аномалии», которые он всю жизнь учился считать лишь симптомами своего расстройства. И что из этих, казалось бы, бессвязных аномалий его новые работодатели методично собирают нечто цельное и, возможно, зловещее.
Фотографии и эссе о новой битве мы публикуем каждую неделю по средам.
Битва при Марафоне. Greeks VS Persians
Фермопилы. Spartans VS Persians
Битва при Саламине. Греки против персов
Битва при Каннах. Римляне против Ганнибала
Битва при Фарсале. Помпей против Цезаря
Битва при Лепанто. Католическая лига против Турции
Бородинская битва. Французы против русских
Сталинград. Русские против немцев
На этой неделе — история битвы при Дьен Бьен Фу. Март — май 1954 года.
Странное место
В прошлых веках задача победить в войне обычно сводилась к задаче уничтожить вражескую армию во время генерального сражения. Армии, маневрируя, могли встретиться практически в любом месте территории охваченной войной, но при одном условии: оно было в зоне человеческой доступности, причем не теоретической доступности для нескольких специально обученных людей, например, альпинистов, а практической доступности для десятков тысяч вооруженных людей с тяжелым вооружением, запасами еды, боеприпасов и иногда воды. Представить себе грандиозную битву где-то в глубине африканских джунглей в удаленном от рек месте, или на гималайском семятысячнике, или в Антарктиде где-то между Полюсом Недоступности и Полюсом Холода довольно сложно. Но если люди решили поубивать друг друга, то непреодолимых препятствий для них не существует.
Маленький городок Дьен Бьен Фу утопал в джунглях где-то в совершенно удаленном, забытом Богом и людьми северо-западном углу Вьетнама, километрах в 500 от Ханоя на самой границе с безлюдным лесным районом Лаоса. В начале 1950-х годов в нем жило всего несколько тысяч человек. Это место по всем признакам соответствовало приговору in the middle of nowhere. Вокруг — холмы, покрытые непроходимыми джунглями, ротанг, лианы, колючие кустарники, папоротниковые и бамбуковые заросли. А под ковром из упавших листьев и опавшей коры ползают кобры, скорпионы и многоножки. К городу по джунглям вела единственная дорога, узкая, без какого бы то ни было дорожного покрытия, в дождливый сезон проходимая только для гусениченого транспорта. Аэродрома в городке не было, хотя наличие небольшой речной долины давало возможность его построить. Каким образом это место, о котором до Первой Индокитайской войны знали только местные жители и несколько географов, стало полем ее самой важной битвы, с первого взгляда было совершенно непонятно.
Википедия и остальные информационные материалы внятного ответа на вопрос не давали. Даже искусственный интеллект путался в ответах, как он любит, и сразу же извинялся, когда я ловил его на противоречиях.
Оказалось, что ответ на этот вопрос лежит в несколько необычной области — в области французской военной психологии. После Второй мировой войны Франция, все еще будучи колониальной Великой Державой, нуждалась в восстановлении своей военной репутации.
Длительное бездействие и молниеносная катастрофа
Во Второй мировой войне французы проявили себя весьма и весьма неоднозначно. Началось все с полного бездействия в течение первых девяти месяцев войны. Французы сидели за мощной оборонительной «Линией Мажино», считая ее неприступной. Союзники готовились к затяжной войне на истощение (как в Первую мировую), надеясь задушить Германию морской блокадой.
В мае странная война сменилась молниеносной катастрофой. За 40 дней Франция проиграла войну, объявила Париж открытым городом и капитулировала. Гитлер, желая унизить французов, заставил их подписать капитуляцию в том же самом железнодорожном вагоне в Компьенском лесу, где Германия подписывала капитуляцию в 1918 году. Вагон, превращенный в 1918 году в музей французской славы, в 1940-м продемонстрировал всему миру, что слава переменчива.
Франция воюет за Германию
Новое французское правительство, которое возглавлял главный национальный герой Франции времен Первой Мировой войны, маршал Петен по прозвищу «Лев Вердена», переехало из Парижа в курортный город Виши и выступило в войне на стороне Германии. Именно колоссальный авторитет Петена, заработанный в Первую мировую, стал тем инструментом, который позволил легитимизировать капитуляцию и коллаборационизм. Если бы перемирие предложил кто-то другой, народ мог бы и возмутиться, но «Победителю Вердена» верили до последнего. Сотни тысяч французов-добровольцев воевали за немцев.
Немцы отправили воевать в район Бородинского поля «Легион французских добровольцев» (LVF). Они надеялись на пропагандистский эффект и на дух Наполеона. В первом же серьезном бою французы столкнулись с сибиряками из 32-й стрелковой дивизии. Легион понес тяжелейшие потери от советской артиллерии и морозов, потеряв боеспособность за несколько дней. Немцы разочаровались в боевых качествах легиона и отвели его в тыл. С 1942 по 1944 год французы занимались в основном борьбой с партизанами в Белоруссии и на Украине, где отметились массовыми казнями мирного (и не очень мирного) населения.
Французский иностранный легион воевал с англичанами на Ближнем Востоке — в Сирии и Ираке — и с ними же в Африке, причем там французы воевали не только с бывшими преданными союзниками еще по Крымской и Первой Мировой войне — с англичанами, но еще и сами с собой.
Почти забытая гражданская война
Когда де Голль возглавил французское Сопротивление на стороне союзников, нация по-настоящему раскололась. Для многих офицеров Виши верность присяге (маршалу Петену) была важнее борьбы с немцами. Де Голля они считали мятежником и предателем, поэтому сражались против него с яростью, иногда большей, чем против внешних врагов.
Но настоящая гражданская война развернулась во Франции и Италии — французы стреляли во французов. Режим Виши создал военизированную организацию, Французская милиция (Milice française), насчитывавшую до 30 000 человек.
Одно из самых известных сражений этой гражданской войны, которую сегодня предпочитают не вспоминать, произошло в Альпах, в Верхней Савойе, где милиционеры совместно с немецкими частями штурмовали укрепленный район партизан в Глиерском плато. Победа тяжело-вооруженных сил против легковооруженных партизан досталась вишистам довольно легко, но после победы мир получил очередное доказательство, что гражданские войны — худшие из всех. Пленных партизан решили не считать военнопленными (как того требовали конвенции), а назвали «террористами». Тех, кто выглядел попроще, сразу расстреляли. Тех, кто выглядел более образованным, сначала пытали, чтобы они выдали сети подполья, а затем тоже расстреляли.
Финальный фронт: Дивизия СС «Карл Великий»
К 1944 все разрозненные французские части (остатки LVF, штурмовая бригада СС и др.) были собраны в гренадерскую дивизию СС «Шарлемань» (Charlemagne, он же Carolus Magnus) — наиболее боеспособное французское соединение на стороне Рейха. Именно остатки «Шарлеманя» добровольно вызвались защищать Берлин. Им поручили сектор обороны в правительственном квартале (район Рейхсканцелярии). Французские эсэсовцы сражались и обреченно, и фанатично. Они стали рекордсменами по уничтожению советских танков в уличных боях в Берлине, используя только появившиеся тогда фаустпатроны. Последними защитниками бункера Гитлера были именно французы из «Шарлеманя» (и скандинавы из дивизии «Нордланд».)
Почти все, кто воевал на стороне фашистов в 1945 году, старались сдаться западным союзникам, надеясь на более гуманное обращение. С французами получилось наоборот. Те, кто попал в плен к советским войскам, всего лишь отправились в сибирские лагеря. Тех, кто сдался западным союзникам (особенно французам генерала Леклерка), часто расстреливали на месте.
Известен исторический анекдот: когда генерал Леклерк увидел плененных французов из дивизии «Шарлемань», он спросил: «Как же вы, французы, можете носить немецкую форму?». На что один из пленных дерзко ответил: «Так же, как вы, генерал, носите американскую». После этого ответа Леклерк приказал расстрелять всех франкоговорящих пленных.
Есть еще один довольно достоверный анекдот, как в мае 1945 года во время подписания капитуляции Германии генерал Кейтель увидел входящую в зал французскую делегацию и со вздохом спросил у маршала Жукова: «А эти что, тоже выиграли у нас войну?».
Словом, военная репутация Франции нуждалась в серьезной хирургической коррекции.
Прелюдия к Первой Индокитайской войне
Когда закончилась большая война, Франция, как и Англия, попыталась решить участь своих имперских территорий. Французы решили скопировать британский подход и превратить колонии что в Африке, что в Азии во Французское Содружество, в страны-доминионы. Индокитай — самая ценная и «вкусная» колония Франции. В начале войны Индокитай (разделившийся потом на Вьетнам, Лаос и Камбоджу) захватили японцы, но к 1945 году их, естественно, выгнали. Возращайся и рули. Неси бремя белых. Не тут-то было. Пока прогоняли японцев, во Вьетнаме при поддержке СССР и Китая появилась новая сила — блок вьетнамских националистов и коммунистов под названием Вьетминь, который из партизанского движения постепенно превращался в регулярную армию.
В Ханое перед полумиллионной толпой 2 сентября 1945 года Хо Ши Мин провозглашает независимость Вьетнама. Франция сначала пытается договориться с Вьетминем и дать ему автономию в составе Французского Союза. Но Хо Ши Мин не согласен на автономию, тем более у него за спиной мощная поддержка Китая и Советского Союза. «Ладно, — говорят французы. — Не хотите по-хорошему — не надо». В 1946 году в Ханой входит французская армия и выгоняет коммунистов-националистов. Вьетминь возвращется к партизанским действиям. Начинается долгая изматывающая война. Сельская местность контролируется в основном партизанами, города — французами.
И опять репутация Франции как Великой Державы, умеющей воевать, оказалсь под угрозой. Общество начало уставать от войны. Французскому правительству нужны были хорошие новости с фронта. Генерал Анри Наварра разработал оригинальный план по созданию военной базы, расположенной на максимально возможном удалении от военных действий, и в ноябре 1953 года план был запущен в жизнь.
Отличный план
Аргументация у французского командования была такая:
- Плюс 20 очков к карме. Создание посреди джунглей крупной военной базы покажет и всему миру, и собственным избирателям, насколько крута французская армия. То есть военная PR кампания, которую можно провести на деньги французских налогоплательщиков без пролития французской крови.
- Местное население в Дьен Бьен Фу — не вьетнамцы, а тайцы и хмонги. Они не сочувствуют коммунистам. Можно расчитывать на их лояльность и на их руки.
- Укрепленная авиабаза позволит французской армии контролировать (то есть бомбить с самолетов и вертолетов) коммуникации Вьетнамской народной армии, препятствовать их снабжению из Китая и Лаоса, а также защитить Лаос от возможного вторжения.
- Если вьетнамцы туда сунутся — ну, им же хуже. Вокруг непроходиые леса, малярия и холера. У французов артилерия, бронетехника и авиация.
Военная стройка
Сначала все идет, как по маслу. В Дьен Бьен Фу без единого выстрела высаживается один десант, другой десант. В небольшой долине быстро строится грунтовый аэродром. Транспортные самолеты привозят все, что нужно для войны и для комфортной колониальной военной жизни. Возводятся укрепрайоны. Создаются опорные пункты вокруг городка. Все по науке. Военные склады, казармы, госпиталь, траншеи, артилерийские позиции, ДОТы. Местное население только радо: есть возможность подзаработать на стройках. Гарнизон у базы — 15 000 человек. Коммунисты — далеко. Между ними и базой сотни километров гор и джунглей. Грунтовое покрытие аэродрома меняется на бетонное, с водостоками, готовое к любым тропическим ливням. Снабжается база, конечно, только по воздуху, но это ни разу не проблема. У вьетнамцев нет авиации, есть только зенитки, а их самих вместе с их зенитками в опасной близости нет и не ожидается.
Что-то противоположное военной хитрости
Но что значит «не ожидается»? Глобальные стратегические ошибки совершаются не из-за недостатка информации, а из-за избытка уверенности. Сомнение не свойственно военному сознанию. Как ты будешь воевать, если все время сомневаешься и ни в чем не уверен? В сочетании с откровенной глупостью и потребностью в пиаре это приводит к катастрофам.
Вьетнамцы следили за действиями французов, открыв рот. Они сначала просто не поверили, тому, что французы по собственной глупости залезли в такую ловушку. А как только убедились, что это не военная хитрость французского гения, а что-то совершенно противоположное, то быстро собрались в путь. Руководил операцией генерал Зиап, правая рука Хо Ши Мина. Французским гарнизоном командовал генерал Кристиан де Кастри, выходец из старинной аристократической семьи. Худой красавец с орлиным носом. Кавалер ордена Военного креста. Командор ордена Почетного легиона.
«Дорога жизни»
Чтобы доставить под Дьен Бьен Фу солдат, боеприпасы и продовольствие, вьетнамцы проложили через джунгли сеть параллельных лесных дорог, названных по коммунистической пропагандистской традиции «дорогой жизни». В самом деле, не дорогой же смерти ее называть?
Несколько десятков тысяч вьетнамцев три месяца в три смены, распределившись вдоль всего пути, рубили джунгли, а по свободным просекам, разумеется, недоступным ни для какого автотранспорта, даже гусеничного, носильщики, в основном женщины и дети, день и ночь доставляли на своих плечах тяжелые грузы. На руках тащили все: и огромное количество боеприпасов, и оборудование для госпиталя. Ну, словом, все. Только тяжелая артиллерия (при этом пушки разбирались на составные части) и зенитки ехали на маленьких местных лошадках.
Вьетнамцы преодолевали горные перевалы, болота в адских условиях тропических джуглей и под бомбардировки французской авиации. Но бомбардировкам вьетнамцы радовались. Каждый налет был отличным поводом зайти в лес, прилечь под дерево и отдохнуть от непосильной работы. Эффективность бомбардировок пустевших при звуках моторов лесных просек была равна приблизительно нулю.
Армейские будни и приближающийся враг
Удивительно, что французское руководство, прекрасно зная, что к ним приближается и с какой скоростью, не придавали этому почти никакого значения. Они укрепили свои опорные пункты еще десятками мешков с песком и продолжали вести походную жизнь удаленного колониального гарнизона. Вечеринки с местными девушками, танцы под патефон, вино и сигары.
Общая длина трассы составила почти 500 километров. Всего два с половиной месяца ушло у вьетнамцев, чтобы продраться сквозь девственный лес . К Дьен Бьен Фу прибыло 50 000 солдат и несчетное количество обслуживающего персонала. 10 дивизий. Меньше чем за три дня был построен штурмовой лагерь, и уже 13 марта 1954 года начался первый штурм.
Осада
Ключевой опорный пункт, который должен был встретить огненным шквалом наступающих вьетнамцев, назывался Беатрис (все опорные пункты назывались женскими именами — военная французская романтика). Он располагался на господствующей высоте к востоку от центрального лагеря французского гарнизона.
Гарнизон Беатрис состоял из батальона 13-й полубригады Иностранного легиона — элиты французской армии. У батальона был опыт боев в Северной Африке с немцами. Кто, как не они, должны были стоять и выстоять? Не они. Беатрис пала одной из первых — уже 13 марта 1954 года, через несколько часов после начала общего наступления. Шквальный огонь не остановил вьетнамскую пехоту, она деловито наступала, не считаясь с потерями. Командование батальона, увидев такое презрение к смерти, не стало дожидаться рукопашной, а дало приказ к отступлению. Пункт был сдан почти без боя.
Взятие Беатрис стало для вьетнамцев важной победой не только в военном, но и в психологическом плане. Вера в возможную победу — оружие, соизмеримое с ядерным. Вьетнамцы продолжили наступление — они брали опорные пункты, разбросанные вокруг базы один за другим.
Смерть аэродрома
Зв четыре дня боев с 13 по 17 марта французы потеряли опорные пункты Габриэль и Анн-Мари. А это уже было критично. Вьетминь захватил ключевые высоты и поставил посадочную полосу аэродрома под обстрел прямой наводкой. Свежепостренный французский аэродром перестал принимать и отправлять самолеты и вертолеты. Без аэродрома база окончательно потеряла свой военный смысл. Ни отбомбиться по вьетнамским позициям, ни эвакуировать раненых, ни получить подкрепление, ни еду ни боеприпасы. Какое-то время французы надеялись на воздушный мост. Грузы сбрасывались с воздуха. Это не спасало. Под зенитным огнем и при сплошной облачности грузы сбрасывались не точно и большинство их попадало в руки Вьетминя.
Тоннельная осада
Генерал Зиап сменил тактику. Вместо открытых кровавых столкновений он предпочел планомерую осаду. Вьетнамцы быстро выкопали разветвленную сеть траншей и туннелей. Это позволило им нейтрализовать преимущества французов в огневой мощи. Тоннели также позволяли им незаметно передвигаться, подвозить боеприпасы и атаковать французов с неожиданных направлений. Французы пытались противодействовать этому, используя огнеметы. Без большого успеха. Огнеметы — вообще оружие для того, чтобы его фотографировать на полигоне, а не для использования в реальном бою. Они, громоздкие, медленные, плохо управляемые и очень короткого действия. Они требуют близости противника, соизмеримой с рукопашным боем. Если противник не испугался огненной струи, а просто выстрелил в огнеметчика из винтовки или автомата, то победил он, а не огнеметчик.
Дальше все было делом техники. Окопная война. Постоянные обстрелы, дожди, грязь, адская жара, стопроцентная влажность. Сигареты разбухают от воды. Они не поджигаются, а ломаются под собственным весом в руках. Медицинская катастрофа: полевые госпитали переполнены ранеными. Никакой эвакуации на большую землю. Кончаются медикаменты. Раненые умирают от гангрены и последующего сепсиса.
Положение гарнизона становится критическим. Французские войска страдают от нехватки всего: воды, еды, сна, противомоскитных средств, боеприпасов и боевого духа.
Последний штурм
Через полтора месяца после начала осады, 1 мая, в международный день солидарности трудящихся, вьетнамцы приступили к решающему штурму. Сначала шквальный артилерийский огонь. А потом под красными флагами пошла пехота. Она наступала волнами, с интервалом в 10-15 минут. Что происходит с предыдущей волной, не имело никакого значения для следующей. Раненых никто не подбирает. За следующей, несмотря ни на что, идет третья. За ней еще одна. И еще. Эта тактика получила название «атака человеческих волн». Французы бьются как могут. Пулеметы перегреваются, и их раскаленные стволы заклинивает. А волны вьетнамской пехоты нахлестывают, разбиваются, и тут же подступает следующая волна. В траншеях начинается рукопашный бой — самый страшный бой из всех возможных. Технологические преимущества западной цивилизации в рукопашном бою утрачиваются полностью. Перед ножом, штыком и саперной лопаткой все равны.
7 мая 1954 года, на 57-й день осады, после мощного артобстрела, вьетнамские войска пошли на последний штурм последнего опорного пункта французов Изабель. На нем находился командный бункер генерала де Кастри. Сам генерал был пленен прямо в собственном бункере. Изабель, последний очаг сопротивления, пала. Около 17:30 французский гарнизон сложил оружие. На следующий день, уже в плену, Де Кастри подписал акт о капитуляции. Битва за бессмысленную военную базу закончилась.
Итоги
Итоги ужаснули Францию. У французов около 3000 убито, около 10 000 попало в плен. Но у пленных впереди был путь в 500 километров через джунгли по той самой дороге жизни в условиях острого дефицита медикаментов еды и воды. Около 7 000 французских военнопленных, то есть 70 процентов, погибло не в бою и не в плену, а по дороге в плен. На этой самой дороге жизни.
И, разумеется, вся техника и вооружение досталась вьетнамцам: артиллерия, танки, автомобили. Было сбито или уничтожено на земле около 62 самолетов. Битва при Дьен Бьен Фу стала настоящей катастрофой для французской армии в Индокитае. Моральный дух оставшихся французских войск заметно ослаб. В самой Франции резко упала поддержка войны. Колониальная империя вступала в свой гигантский колониальный кризис.
20 июля 1954 года в Женеве было подписано соглашение, положившее конец Первой Индокитайской войне. Вьетнам был разделен на Северный (под контролем коммунистического Вьетминя) и Южный (под контролем профранцузского правительства). Психотравма оказалась настолько серьезной, что французы окончательно потеряли интерес к Индокитаю и решили сконцентрироваться на гораздо более близком и важном для них Алжире. С тем же, кстати, успехом. На место французов в Индокитае пришли американцы, у которых было существенно больше ресурсов и которые видели серьезную угрозу в Северном коммунистическом Вьетнаме. Но это уже другая история.
Музейная экспозиция
Моя дорога в Дьен Бьен Фу лежала через Хошимин. Я прилетел без приключений. Был раз узнать, что жители по-прежнему называют город Сайгоном. Для меня Сайгон звучит как-то привычней. На следующий день я отправился в музей Индокитайских войн. Сначала прогулялся по уличной экспозиции. Самолеты, вертолеты, системы залпового огня, бомбы, пушки, танки. Много всякой убивающей людей тяжелой техники. Я пошел внутрь. Быстро нашел зал, посвященный битве за Дьен Бьен Фу. Большая интерактивная карта с лампочками. Черно-белые фотки на стенах и один огромный стенд в полстены с личными вещами пленных французов. Патефонный диск Эдит Пиаф в родном конверте. Сторона A: Hymne à l'amour. Сторона B: Le Prisonnier de la tour. Железная коробка из-под сигар из еще далеко не свободной Кубы. Керосиновый фонарик типа «Летучая мышь». Недописанное письмо французского офицера жене.
Я поежился, представляя как сам сижу в брезентовой палатке, окруженной мешками с песком, и слушаю под грохот дождя на патефоне Эдит Пиаф, а вокруг меня рвутся снаряды.
Я провел в музее честные три часа, вернулся в отель и начал собираться в Дьен Бьен Фу. Быстро выяснил, что тот самый аэродром, которые построили французы, превратился в крошечный аэропорт, принимающий рейсы только из Ханоя и Сайгона. Из Ханоя было два рейса — утром и вечером, а из Сайгона только один — утром. Место оказалось совершенно не туристическое, билеты свободно продавались на любой день. Я не представлял себе, сколько времени уйдет на съемки, не будет ли дождя (прогноз метеослужб был не очень-то оптимистичный), — словом, я вообще ничего себе не представлял. Как будет так будет.
Гугл обещал несколько сомнительных отелей по подозрительным неприлично низким ценам. Я понадеялся уложиться в один день и улететь вечерним рейсом в Ханой. Если не получится, ну и фиг с ним. Тогда сниму отель.
Красные флаги и пятиэтажки
Я вылез из самолета в Дьен Бьен Фу, посмотрел на небо, понял, что надо торопиться и сразу прошел через полупустой аэропорт к стоянке такси. Водитель не понимал по-английски ни слова, но Гугл Транслейт решил проблему. Я попросил отвезти меня к монументу, возведенному как раз на месте бункера в опорном пункте Изабель, где сдавался в плен красавец-генерал. Пока мы ехали я осматривался. Маленький городок. Желтоватые пятиэтажные дома без магазинов на первых этажах, красные флаги. Много красных флагов. Гораздо больше чем в Сайгоне. Причем флагами дело не ограничивалось. Большие красно-белые транспаранты, по цветам принадлежащие Кока-коле, рекламировали достижения социализма, колыхаясь над улицами. Вдоль улиц свисали точно такие же вертикальные баннеры. Мне показалось, что в советской Москве на 1 мая было меньше красного цвета, чем в Дьен Бьен Фу в будний день. Через семь минут мы оказались у подножия холма.
Я договорился с таксистом, что он меня подождет и спросил, сколько это стоит. Оказалось, что такси в Дьен Бьен Фу раза в три дешевле, чем в Сайгоне. Я поднялся на холм по гранитной лестнице.
Фотосессия
Постепенно передо мной открылся огромный мемориал. Что-то, напоминающее Мамаев курган в Сталинграде-Волгограде, но чуть поскромнее. Коренастая женщина метров 20 ростом с невероятно мощными бицепсами держит в руках флаг. К ней приник мужчина, более скромной комплекции, который держит в руках ребенка. Ребенок ростом не более 10 метров держит в руках что-то похожее на боевую дубину утыканную шипами. Скорее всего скульптор имел в виду букет цветов. Все трое честно и широко улыбаются полуметровыми улыбками немного в разные стороны. Чтобы всем посетителям хватило их улыбок. Конечно, Зауропосейдон был не сильно ниже этой композиции. Но благодаря тонкой вытянутой на 10 метров шее он выглядел определенно грациозней. А эти ребята были плотные, коренастые, очень крепко сбитые. Соцарт at its best.
Я насмотрелся на гигантов и прошелся вдоль холма, исследуя виды с него на все стороны света. В долине белели и желтели небольшие сгруппированные домики, а дальше до горизонта во все четыре стороны поднимались холмы, плотно заросшие плотной зеленью. Как через них можно было пробиться и протащить с собой тяжелую артиллерию, действительно было непонятно. И тут на меня упали первые капли дождя. Я понял, что пора браться за ум и начал срочно устанавливать камеру на штатив. Первым, что я увидел, подняв голову от штатива, была небольшая коляска с тонкими колесами, вероятно, для перевозки упавших или состриженных веток. Я снял ее просто на всякий случай. Потом снял несколько видов, в том числе вид на аэродром.
Не сказать, чтобы дождь был сильный, но достаточный, чтобы минут через 5 я промок до нитки, а на объективы, закрытые блендами, попали первые капли воды. Я быстро и без труда убедил себя, что лучшие кадры сняты, тем более что протирать объективы под дождем — так себе идея. Я спустился с холма и влез к таксисту в машину. Поежился. Объяснил, что хочу есть.
Экзотика
Он понял и повез меня в местный ресторан. Ресторан оказался площадью с маленькую комнату. Два столика. На одном ползали дети и с шумом катали между грязных тарелок деревянную машину на деревянных колесах. Второй был свободен от детей, но не от грязных тарелок и стаканов. Меню не было.
Вместо меню стоял стенд с лотками. Лотки были заполнены очень странной едой. Свиные ноги прямо с кожей и копытами. На коже — шерстка. Вероятно, они были вареные. Не знаю. В соседнем лотке лежала черная утка. Или курица. Как ее готовили, я не понял, но в процессе она ухитрилась стать не просто черной, а иссиня-черной. Рядом с ней лежали очень черные очищенные от скорлупы яйца, но не иссиня-черные, а с желтоватым отливом. Вероятно, они были не родственники соседней птицы. В следующем лотке лежали какие-то темно-коричневые личинки. Возможно, пчелиные. А может, тутового шелкопряда. Я не знаю, я не энтомолог. Они были скорее всего мертвые, по крайней мере, они не шевелились. И, наконец, в нескольких лотках лежало соте из неопределенных овощей тоже довольно темного цвета. Вид у еды был траурный, а запах тревожный. Я честно спросил себя, готов ли я на пищевой эксперимент. И честно ответил: нет не готов. Ну какие эксперименты? У меня впереди два перелета: Дьен-Бьен-Фу — Ханой и Ханой — Сайгон.
Я на всякий случай спросил у хозяйки, нет ли супа Фо Бо. Это настоящий шедевр вьетнамской кухни, я его очень люблю. Супа не было. Я подумал, что это, вероятно, не вьетнамский ресторан, а ресторан хмонгов, которые тут жили во время войны, ну и сейчас наверно, живут. Ладно, решил я, ну его на фиг, поем в аэропорту каких-нибудь сэндвичей. До рейса в Ханой было еще 2 часа, но я решил, что ни смотреть городок, ни искать другой еды нет смысла. Дождь собрался идти до утра и хорошо, если до следующего. Оставаться в Дьен Бьен Фу на следующий день я точно не хотел. Мы вернулись в аэропорт.
И в заключение
Сэндвичей в аэропорту не продавали, но я купил в магазине сувениров банку местного меда и коническую шляпу из сплетеных пальмовых листьев — Non La. Открыл ноутбук и напоследок поискал какие-то цитаты участников битвы с обеих сторон. Вот лучшее из того, что нашлось:
Генерал Кристиан де Кастри: «Мы были окружены, отрезаны от мира. Каждый день мы теряли людей. Они были везде. Мы не могли понять, как они смогли доставить столько оружия и людей через джунгли».
Вьетнамский ветеран: «Мы шли через джунгли, неся на себе пушки и снаряды. Мы знали, что если остановимся, то умрем. Но мы шли вперед, потому что знали: это наш шанс на свободу».
Несмотря на дождь, самолет прилетел из Ханоя по расписанию и так же пунктуально собирался лететь обратно. Когда мы разгонялись по взлетной полосе, я сообразил, что она действительно отлично простреливается с холмов.
Читайте также
Битва при Марафоне. Greeks VS Persians
Фермопилы. Spartans VS Persians
Битва при Саламине. Греки против персов
Битва при Каннах. Римляне против Ганнибала
Битва при Фарсале. Помпей против Цезаря
Битва при Лепанто. Католическая лига против Турции