Новая колонка востоковеда-ираниста, доктора наук, автора телеграм-канала «Принц Персии. Об Иране из Израиля» Гершона Когана для «Сегодня» посвящена удивительному феномену — еврейской общине Ирана.
На улице Фалястин (улица Палестины) в центре Тегерана стоит синагога Абришами. Построенная в 1965 году, она остается одной из главных синагог страны. В огромном еврейском комплексе работают школа, бет-мидраш, микве, кошерный ресторан. Все это — в двух шагах от плакатов с лозунгами «Марг бар Эсраиль», что на фарси означает «Смерть Израилю».
Добро пожаловать в один из самых поразительных парадоксов современного Ближнего Востока.
В Иране сегодня живут от 8 до 15 тысяч евреев — точные цифры разнятся, но порядок величины понятен. Они официально признаны религиозным меньшинством, имеют квоту в меджлисе, содержат действующие синагоги в Тегеране, Исфахане, Ширазе и других городах. И это при том, что большая часть общины эмигрировала после Исламской революции 1979 года.
Для израильского или русского читателя здесь возникает естественный вопрос: как это вообще возможно? Почему евреи Багдада, Каира и Саны практически исчезли, а в Иране, где официальная риторика строится на «борьбе с сионизмом», по-прежнему остается устойчивая община? И главное — почему значительная ее часть не планирует переезжать?
Это не арабский мир
Первое, что нужно понять: Иран кардинально отличается от арабских и других мусульманских стран. Это другая культура, другой язык, другой исторический опыт. И евреи здесь на протяжении веков жили в политической системе, принципиально отличной от арабских монархий и республик XX столетия.
В арабских странах середины прошлого века прокатилась волна национализации, погромов, изгнаний и конфискаций. Багдад в 1941-м, Египет в 1956–57-м, Ливия в 1967-м — список длинный и трагический. Еврейские общины исчезали стремительно, в течение месяцев, иногда недель.
В Иране ничего подобного не произошло. Ни в конце монархии, ни после революции не было закона о депортации евреев, тотального закрытия институтов или обязательного выселения. Почему?
Иранская цивилизация всегда оперировала иной политической логикой. Здесь исторически существовала традиция признания религиозных меньшинств — зороастрийцев, христиан, иудеев — в качестве защищенных, хотя и неполноправных групп. Эта модель восходит еще к империи Ахеменидов, когда Кир Великий позволил евреям вернуться из вавилонского плена и отстроить Храм. 27 веков спустя этот исторический опыт по-прежнему влияет на отношения государства и общины.
При династии Пехлеви, правившей с 1925 по 1979 год, были отменены остаточные ограничения периода династии Каджаров. Евреи получили равные гражданские права, массово поступали в университеты, становились врачами, инженерами, предпринимателями. К 1970-м годам община превратилась в одну из наиболее интегрированных и успешных в стране. Иранские евреи говорили на персидском, жили в тех же районах, что и мусульманские соседи, и не противопоставляли свою еврейскую идентичность гражданству.
Этот опыт глубокой интеграции оказался критически важным для того, что произошло после революции.
1979-й: шок, но не изгнание
Исламская революция стала для общины переломом, разделившим историю на «до» и «после». Но — и это принципиально важно — процесс развивался иначе, чем в арабских странах. Был страх, был массовый исход, но не было политики полного вытеснения.
Факт, о котором часто забывают: часть иранских евреев участвовала в протестах против шаха. Речь шла не о религиозной солидарности с исламистами, а об общей социальной повестке — коррупции, авторитаризме, экономических перекосах. В общине были люди, поддерживавшие идею «справедливости» революции, не понимая еще, во что она выльется.
В первые месяцы после победы аятолла Хомейни сделал несколько публичных заявлений, в которых провел черту между иудаизмом как религией, которую он называл «традиционной иранской общиной», и сионизмом как политической доктриной. Эти слова дали общине надежду, что новая власть не будет проводить политику коллективного наказания.
Но 13 мая 1979 года был казнен Хабиб Эльганиан — один из наиболее влиятельных еврейских бизнесменов страны, обвиненный в связях с Израилем и «сионистской деятельности». Это событие стало шоком. Именно после него начался массовый исход — десятки тысяч людей покинули Иран в течение последующих месяцев.
Важная деталь: это была казнь конкретного человека по конкретному обвинению, а не объявление всех евреев врагами государства. Но эффект страха оказался колоссальным. С конца 1970-х до середины 1990-х страну покинули 70-80 % общины. Люди уезжали через Турцию, Пакистан или Европу, опасаясь обвинений в шпионаже и нестабильности первых лет Исламской Республики.
При этом не было закона о депортации. Синагоги не закрывались. Оставшиеся могли вести религиозную жизнь, хотя и с определенными ограничениями.
Более того, принятая в том же году конституция предоставила евреям статус официального религиозного меньшинства с гарантией свободы богослужения, возможностью содержать собственные школы и учреждения, а также квотой одного депутата в меджлисе. Эта квота действует до сих пор. Такой подход разительно отличался от практики стран, где после 1948 года еврейские институты просто ликвидировали.
К началу 2000-х в Иране оставались примерно 12-15 тысяч евреев. Сегодня их около 8-9 тысяч. Впрочем, есть и более оптимистичные оценки.
Инфраструктура, которой нет больше нигде
Несмотря на политическую риторику режима, у иранской еврейской общины сохранилась инфраструктура, которую уже невозможно найти ни в одной арабской стране. И именно она — одна из главных причин, почему люди продолжают оставаться.
В Иране действует не менее 20-25 синагог. Большинство находится в Тегеране, но есть и в других городах — Исфахане, Ширазе, Йезде, Кермане, Хамадане. В том числе знаменитые исторические синагоги: Абришами, Юсеф-Абад, Рахим-хан — это реальные, продолжающие работать центры общинной жизни. Все они официально зарегистрированы и имеют право проводить религиозные собрания.
В стране работают несколько еврейских школ, где преподаются как общеобразовательные предметы, так и еврейские дисциплины — дополнительно. Обучение ведется, разумеется, на персидском языке. Иврит рассматривается исключительно как сакральный язык. Иранские евреи его учат, но плохо владеют им как разговорным. Существуют культурные центры, благотворительные организации, издается религиозная литература. Община содержит собственные кладбища, микве, общинные трапезные.
Это уникальная ситуация для региона. После 1950-70-х годов почти нигде в арабских странах еврейских школ не осталось вообще.
Еврейская больница «Сепир», основанная в начале XX века, продолжает работать и считается одной из уважаемых частных больниц столицы. Она обслуживает преимущественно неевреев — и это усиливает ее позиции внутри иранского общества. Для общины это важный социальный ресурс и символ вклада в жизнь страны.
На территории Ирана находятся несколько еврейских святынь, включая могилу Эстер и Мордехая в Хамадане. Эти места охраняются государством и имеют для многих семей глубокое личное и эмоциональное значение.
Иранские евреи традиционно сильны в медицине, торговле коврами и антиквариатом, ювелирном деле, коммерции и импорте. Эта экономическая основа, частично унаследованная еще с довоенной эпохи, сохранилась и продолжает работать.
Все эти факторы не отменяют существующих рисков. Но они объясняют, почему часть общины — прежде всего люди старшего поколения — по-прежнему живет в Иране и не готова уезжать.
Парадоксально, но выход иранских евреев во внешний мир сегодня лежит через Москву. От Израиля они отрезаны по понятным причинам, связи с американской и европейской общинами крайне затруднены из-за санкций и политического климата. Зато с Россией у Ирана сохраняются рабочие отношения — и это открывает уникальный канал помощи. Российская еврейская община имеет возможность посылать религиозную литературу и предметы культа, организовывать иранским евреям стажировки, оказывать гуманитарную поддержку. Для изолированной тегеранской общины эта связь порой становится единственным окном в мировое еврейство. Ирония истории: страна, которая сама пережила советский период гонений на религию, теперь служит мостом для евреев, живущих под исламским режимом.
Цена за выживание
Жизнь евреев в Исламской республике связана с постоянными рисками и ограничениями, которые в последние годы только усилились.
Еврейские представители, как и другие признанные меньшинства, обязаны участвовать в официальных мероприятиях, включая государственные митинги с антисионистскими лозунгами. Это не инициатива общины, а обязательная демонстрация лояльности. Иранские евреи десятилетиями подчеркивают, что сионизм и иудаизм — разные вещи, но давление никуда не исчезает.
После каждого удара Израиля по объектам Корпуса стражей исламской революции, после операций в Сирии или внутри Ирана община проходит через волны проверок. Вызовы на беседы в спецслужбы, проверки телефонов и переписок, визиты сотрудников силовых структур, повышенное внимание к поездкам и встречам. Формально это не кампания против иудаизма, а часть более широкой системы безопасности. На практике такое давление воспринимается как угроза.
Самый известный недавний случай — казнь Арвина Гахраманни в ноябре 2024 года. Официальная версия обвинения — сотрудничество с Израилем. Эта казнь вызвала шок и резкое чувство незащищенности. Такие события редки, но их эффект чрезвычайно силен: они показывают границы дозволенного и воспринимаются как предупреждение.
Прямые контакты с родственниками в Израиле находятся под наблюдением властей. Формального запрета нет, но община признает, что любые связи могут быть истолкованы как подозрительные. Поездки в Израиль фактически невозможны.
С начала 2000-х, особенно после 2015 года, численность общины заметно сократилась. Молодежь уезжает в США, Европу, Канаду. Причины — отсутствие карьерных перспектив, давление спецслужб, страх перед долгосрочным развитием ситуации. Оставшееся ядро общины постепенно стареет.
Представитель евреев в меджлисе — Хомаюн Самейя — абсолютно лоялен режиму и занимает резко антиизраильскую позицию. По свидетельствам членов общины, он чисто декоративная фигура, никаких реальных проблем не решает.
Почему все-таки остаются
И все же, несмотря на все это, тысячи людей сознательно продолжают жить в Иране. Мотивы здесь не политические, а глубоко личные.
В интервью представители общины многократно повторяют: их семьи живут на этой земле веками. Это не диаспора, не результат изгнания — это родная страна. Для пожилых членов общины решение уехать равносильно отказу от собственной биографии. Часто звучит фраза: «Здесь похоронены мои родители. Это моя земля».
Для значительной части повседневная жизнь остается знакомой, предсказуемой, упорядоченной. Люди живут в тех же районах десятилетиями. Их бизнесы встроены в местный рынок. Соседи — те же, что тридцать-сорок лет назад. Переезд после 60-70 лет в Израиль, США или Европу воспринимается как почти невозможный.
Пока в стране есть работающие синагоги, школы, больница «Сепир», кладбища и святые места — община остается на своей территории. Для людей старшего поколения это важнее абстрактных политических соображений.
В репортажах встречается немало историй о тех, кто уехал в Израиль или Штаты, но не смог адаптироваться и даже вернулся в Иран. Особенно тяжело переносится языковой переход и потеря социального статуса.
Оставшиеся — это прежде всего семьи старшего поколения. Для них Иран не «режим», а дом, в котором они прожили всю жизнь и который не готовы покинуть, даже если молодежь уезжает.
Последнее звено
В 2025 году иранская еврейская община остается крупнейшей на Ближнем Востоке за пределами Израиля. Она сохранилась там, где почти все древние общины региона исчезли — не потому, что условия были простыми, а потому, что у нее была собственная историческая траектория. Иная страна, иная культура, иная политическая динамика.
Режим Исламской Республики жесток и репрессивен. Он ведет войну с Израилем руками прокси и открыто называет еврейское государство врагом. Но при этом он дал определенные права своим евреям и не отождествляет их с ненавистным ему сионизмом — по крайней мере, на уровне официальной политики. Эта тонкая, противоречивая грань между антисионизмом и антисемитизмом позволила общине выжить.
Сегодня она постепенно сокращается и стареет. Если ситуация в Иране не изменится, через пару поколений общины, вероятно, уже не будет в нынешнем виде. Но пока тысячи иранских евреев продолжают жить в Тегеране, Ширазе, Исфахане и Хамадане, они остаются последним живым звеном истории, которая длится на этой земле почти 27 веков — и которую не смогли полностью сломать ни революции, ни войны, ни политические лозунги.