13 октября 2025 года из плена ХАМАС был освобожден 36-летний Максим Харкин — один из последних израильских заложников, удерживаемых в Газе. Сейчас он проходит лечение и реабилитацию в больнице. Мы собрали полную историю Максима за эти два года — от похищения на фестивале Nova до возвращения домой, разговоров о его судьбе в Москве и долгожданной встречи с близкими, пережившими 738 дней неизвестности.
Уроженец Донецка
Максим Харкин родился в Донецке и переехал в Израиль в 2005 году. Он жил в Тират-Кармеле, работал и воспитывал дочь Монику, которая живет в Москве вместе с матерью — бывшей женой Максима. В начале октября 2023 года он ненадолго слетал в Россию, чтобы увидеть дочь, и за несколько дней до трагедии вернулся в Израиль. 7 октября он оказался на музыкальном фестивале Nova — по приглашению друзей, которые позднее погибли во время нападения боевиков ХАМАС.
Два года неизвестности
После похищения связь с Максимом пропала. Весной 2025 года ХАМАС опубликовал видео, на котором Максим Харкин и еще один, ныне уже освобожденный заложник Бар Куперштейн выглядели изможденными, но живыми. Это стало первым подтверждением того, что Максим жив. Через месяц появилось еще одно видео — на нем Максим был один, с перевязанными ранами. ХАМАС заявил, что он был ранен в результате израильского авиаудара.
Все это время семья жила в полном неведении. Мать, Тала Харкина, боялась даже упоминать, что сын служил в армии, опасаясь, что это может обернуться против него в плену. «Я старалась не говорить ничего, что могло бы ему навредить», — вспоминает она.
Освобождение и первые дни
Максима освободили 13 октября 2025 года — спустя 738 дней, проведенных в плену. Он вошел в последнюю группу живых заложников, возвращенных в рамках сделки с ХАМАС. Сейчас Максим проходит курс лечения и восстанавливается после долгих месяцев изоляции.
«Я упала без чувств, когда увидела его, — рассказала мать в интервью Ynet. — Он очень похудел, но жив, и это главное. Он почти ничего не рассказывает, просто сказал, что теперь хочет жить и поправиться».
Родные добавляют, что Максим ослаб, но внутренне остался таким же сильным. Его младший брат Пит не отходил от него в больнице, а пятилетняя дочь Моника готовится приехать в Израиль в ближайшее время.
При чем тут Россия?
После похищения сына Тала Харкина решила искать любые возможности, чтобы повлиять на его судьбу. Она оформила российское гражданство для себя и заочно — для Максима, надеясь, что это поможет Москве вмешаться и добиться его освобождения. Российский МИД действительно несколько раз поднимал вопрос о Харкине на переговорах с представителями ХАМАС, однако безрезультатно: в организации заявили, что он «не гражданское лицо», поскольку служил в армии Израиля.
После освобождения Наталья Харкина дала интервью российскому агентству ТАСС, где поблагодарила Владимира Путина, сказав, что, по ее словам, сын «выжил благодаря президенту России» и находился «в лучших условиях, чем другие заложники». Она также добавила, что хотела бы поехать в Москву, чтобы лично поблагодарить Путина. При этом достоверно неизвестно, какую роль сыграла Россия в судьбе Максима. Хотя делегации ХАМАС несколько раз посещали Москву, подтверждений тому, что Кремль действительно повлиял на его освобождение, нет.
После выхода интервью в сети разгорелась бурная дискуссия. Некоторые пользователи резко отреагировали на слова матери, тогда как другие призвали не осуждать ее, напоминая, что речь идет о женщине, только что встретившей сына после двух лет плена.
Первые слова Максима
После освобождения Максим записал обращение к жителям Тират-Кармеля, поблагодарив их за поддержку и за усилия, которые они прилагали ради него и других пленных. Он отметил, что обязан своей жизнью всем, кто не прекращал борьбу, и сказал, что гордится своим городом и жителями, которые все это время ждали его возвращения.
Семья Харкиных выразила глубокую благодарность израильтянам, солдатам ЦАХАЛ и силам безопасности, которые боролись день и ночь, чтобы вернуть Максима и остальных заложников домой. Родные подчеркнули, что именно поддержка израильского общества помогла им выдержать два года неизвестности. Сейчас, говорят они, главное — дать Максиму время восстановиться, обрести покой и постепенно вернуться к обычной жизни.