Продолжаем наш гонзо-сериал, состоящий из репортажей редактора Даши Шаминой, которая проходит индивидуальный Марш жизни вместе с дочкой Алисой. Это второй выпуск спецпроекта. Всего их будет три. Нынешний — о самом мемориале Аушвиц. Третий будет посвящен переживанию этого опыта.
Из Израиля – в Аушвиц. Чем больше я пойму, тем скорее зло закончится: часть 1
06.50 утра
Мы стоим на пустой ветреной улице Гарбарска города Кракова под пасмурным небом с собирающимся дождем и ждем, когда приедет наш водитель Ян. Мысленно я уже называю его Янек и представляю, как мы подружимся. Алиса сонно жует хот-дог. У меня в рюкзаке бананы, яблоки, вода и кола — на случай, если начнет тошнить.
Я даже рада, что сейчас так рано и что наши проводники, которые помогли организовать это путешествие, перенесли выезд на более раннее время. Сначала я думала по-человечески выезжать часов в 10, но поскольку я сильно ошиблась с бронированием (бронируйте билеты за пару месяцев!), это повлекло ряд приключений. Например выезд еще до 7 утра. Так вот, из-за того, что выезд такой ранний, я даже не успеваю начать волноваться, переживать и мучать дочь излишней заботой.
Ян приезжает. Это оказывается совсем юный человек с прекрасным британским английским. Мы садимся в машину.
Алиса: А сколько нам ехать?
Ян: Дорога займет около полутора часов.
Алиса тут же, я не преувеличиваю, в ту же секунду, вырубается. Я смотрю в окно.
Ян: Смотрите, а здесь слева замок Вавель, одна из главных достопримечательностей Кракова.
Даша: Да. Я знаю, я в Кракове, подождите… Раз пятый, наверное.
Ян: Ого, вот это да. Почему так вышло?
Даша: Просто очень люблю Польшу, и по работе приезжала. В Аушвиц тоже.
Ян: Получается, вы не впервые едете туда? А дочка?
Даша: Я нет, дочка впервые.
Ян: Это смелый поступок.
«Да уж, — думаю я, — или безрассудный». Мы замолкаем на несколько минут и выезжаем из города. Кругом совершенно ослепительная зелень, холмы. Появляется какой-то замок, которого я раньше не видела.
Даша: Тут очень красиво. Я была на этой дороге только зимой, в феврале, это тоже было очень красиво. Но сейчас…
Ян: Да, здесь пасторальные места, если не думать… А вот там еще один замок, знаете про него? Он очень связан с еврейской историей.
- На высоком холме всего в нескольких километрах от Кракова, по дороге на Освенцим, стоит необычное сооружение, известное как замок Пржегожалы или Schloss Wartenberg. Его история – это переплетение польских, немецких и еврейских страниц истории XX века. Первая постройка на этом месте появилась в конце 1920-х годов: архитектор Адольф Шишко-Бохуш возвел здесь изящную виллу-башню для семьи с панорамным видом на долину Вислы. Во время Второй мировой войны этот живописный уголок привлек внимание немецких властей, и в 1942–43 годах рядом вырос массивный комплекс в стиле нацистской архитектуры, предназначенный для генерал-губернатора Отто фон Вехтера. Так появился замок в его нынешнем виде, словно разделенный на две части: уютная довоенная башня и монументальная пристройка, символизирующая другую эпоху. После войны судьба замка повернулась в неожиданную сторону. В послевоенной Польше он стал местом памяти и науки: здесь разместился Институт еврейских исследований и один из первых исследовательских центров Холокоста. С этого момента здание получило особый смысл – место, построенное как резиденция нацистской власти, стало пространством изучения и сохранения истории тех, кого эта власть стремилась уничтожить. Сегодня замок Пржегожалы – это не только архитектурный контраст на фоне краковских предместий, но и важный символ памяти, соединяющий в себе трагические и спасительные линии истории.
Плейлист в машине у Яна фантастически успокаивающий, жизнерадостная американская попса начала 2000-х. Я вообще, кажется, перестаю тревожиться и почти забываю, куда мы едем.
Звучит Oops!... I Did It Again. Мы въезжаем в город Освенцим.
Освенцим или Аушвиц?
Когда туристы приезжают сюда впервые, часто возникает вопрос: это два разных места или одно? Разбираемся:
- Освенцим (Oświęcim) — польское название города, существующее с XIII века. Это название использовалось и до войны, и после. Сегодня под ним понимают сам город и мемориальный комплекс.
- Аушвиц (Auschwitz) — немецкое название, данное городу и концентрационному лагерю в его пригороде после оккупации в 1939 году. Под этим именем лагерь стал известен во всем мире и вошел в историю как символ Холокоста.
- Аушвиц-Биркенау — лагерь смерти в польской деревне Бжезинка (то есть Березовая). Биркенау — также немецкая интерпретация названия.
Важно: когда говорят «Аушвиц», чаще имеют в виду сам лагерь и систему уничтожения. Когда говорят «Освенцим», речь идет о городе и его довоенной/послевоенной истории.
В русскоязычной среде за этой разницей не очень следят, но она очень важна для поляков, и они настаивают на этом лексическом различии.
08.22 утра
Мы выходим из машины и идем в сопровождении Яна добывать себе билеты (покупайте билеты вовремя, я не устану это повторять). Коммуникативный навык нашего сопровождающего быстро делает чудо, наш тур начинается в 09.15. Ян покидает нас до конца нашего путешествия по лагерю, а у нас остается время на кофе и какао.
Оказывается, прямо при мемориале есть отель. Ого, я побоялась жить в Освенциме, а люди даже тут могут остаться. Рядом кафе — довольно жизнерадостное, с оранжевыми диванами. Алиса предлагает сфотографироваться на ее камеру с моментальной печатью — мы на нее все путешествие фоткаемся. На фото мы не улыбаемся. Алиса злится: «Когда мы не улыбаемся, хуже получается, понимаешь? Надо улыбаться всегда, мам!»
Памятка. День визита: шаг за шагом
Как добраться и что взять
- Мемориал Аушвиц расположен примерно в 60 км от Кракова — поездка занимает около полутора часов на автомобиле, микроавтобусе или автобусе
- Часть экспозиции находится на открытом воздухе. Обязательно ориентируйтесь на прогноз погоды, при необходимости берите зонты и дождевики, непременно надевайте удобную закрытую обувь (часть пути — с камнями разных размеров, они могут травмировать ноги)
- Захватите воду и легкий перекус для детей, между двумя частями лагеря у вас будет небольшой перерыв на отдых
Экскурсия с гидом
- Тур всегда проходит с гидом — это может быть частный сертифицированный гид или музейная экскурсия. Не тревожьтесь, в этом музее работают профессионалы высочайшего класса и с огромной эмпатией
- Обычно экскурсия длится три–четыре часа, после чего может быть свободное время на территории
Что вам предстоит увидеть на месте
Аушвиц I
Вход через знаменитые «Arbeit Macht Frei». Здесь находятся бараки, казармы, национальные экспозиции, «стоячие камеры», медблок и одна из первых газовых камер.
Аушвиц II – Биркенау
Огромная территория с бараками, железнодорожная ветка, крематории и мемориальный комплекс с монументом 1967 года.
09.10 утра
Пока ждем гида, Алиса пишет что-то в своем дневнике, я слоняюсь из угла в угол, все время переклеивая наклейку с надписью Auszwitz в желтой рамке, по которой гид должна нас узнавать.
Гида зовут Уршула, у нее красивая шелковая юбка и загар. Русский для нее явно иностранный, но выученный безупречно, она говорит со звенящим польским акцентом и немного смущается.
Мы не нашли гида на иврите — это требовало, как я понимаю, каких-то специальных усилий, да и материнский язык Алисы русский. Есть плюсы этого опыта на материнском языке, но есть и минусы — в группе, в которой мы оказались, ни для кого, как я выяснила потом, Холокост не был личным делом. Это создало чрезвычайно странное впечатление. С одной стороны, то и дело вздохи «ужас», а с другой — опереться мы, конечно, могли только друг на друга. Я вдруг в связи с этим поняла ценность коллективного переживания, через которое проходят израильские подростки во время поездок сюда в старшей школе.
Перед началом экскурсии я достала свою звезду Давида — большое и очень заметное украшение, которое сделала для меня Аня Русс, мой талисман, который я сняла в поездке с ребенком.
В Аушвице я его надела.
И я поймала себя на мысли. А как мы оказались в точке, в которой в мире есть два места, где я могу смело надеть звезду Давида, и эти места — Израиль и… Аушвиц?
Пока идешь ко входу в первый лагерь, проходишь через архитектурную композицию, своеобразный коридор, где звучат имена жертв. Там тихо, даже если одновременно идет несколько групп. Шесть лет назад мы были с Алисой в Париже, и пока ее папа снимал горящий Нотр-Дам, мы решили пойти в местный музей Холокоста, он очень теплый там. При входе в музей — белые стены-плиты, где написаны имена депортированных французских евреев. Мы сели передохнуть перед ними, и пока мы сидели, маленькая Алиса сказала: «А можешь, пока сидим, почитать мне эти имена?». Я запомнила это навсегда.
Мы прошли под надписью «Arbeit Macht Frei».
10 утра
Первая часть экскурсии — бараки Аушвиц I. Рассказывают про то, как строили лагерь, про состав узников. Фотографии, вещи-вещи-вещи, пепел…
Алиса сразу «отбилась» от меня. Я пару раз брала ее за руку, она не была против, но потом все равно уходила, предпочитала быть одна. Я сделала несколько фото, она знала, что я буду фотографировать. В какой-то момент она очень осторожно сказала: «Давай пока не будем?» Разумеется.
Лето. Несмотря на пасмурную погоду и время от времени собирающийся дождь, в бараках невыносимо душно. Людей много, вентиляторы не справляются. То и дело кому-то становится плохо. Слышен стук, наша гид нервничает, но, проверив, что все в порядке, шутит: «Хорошо, что это только наушники упали, не вы».
Я периодически добавляю что-то к рассказу гида и интересуюсь, не хочет ли Алиса что-то спросить или еще чем-то поделиться. Она качает головой.
Я переживала за барак с детскими вещами, он часто производит тяжелейшее впечатление. Но я почувствовала, что не по себе Алисе стало в другом месте — с протезами, корсетами и другими вещами, принадлежавшими людям с инвалидностью. Она остановилась там и обернулась — явно меня искала, хотя до этого предпочитала быть одна и подальше от меня.
Даша: Тебе страшно?
Алиса: Немного, давай поскорее пойдем дальше.
Мы пошли. В бараке, где рассказывали о детях, которые были оторваны от матерей, она впервые подошла ко мне и взяла за руку — да, это глупая драматургия. Но жизнь вообще часто предоставляет такие сюжеты.
Когда мы вышли оттуда, мы увидели мальчика, сидящего напротив другого, закрытого (без экспозиции) барака (или как говорят гиды — «блока») номер 19, и рыдающего, нет, даже воющего навзрыд. Рядом сидела мама и спокойно гладила его по спине. Мы пошли дальше.
Перед последним бараком была очередь. Там вообще множество пауз и очередей, летом в этой местности свежо и прохладно, и если бы не бетонная плита ужаса, это можно было бы назвать приятным местом.
Алиска, устав, пока все в ожидании разбрелись фотографировать, уселась прямо на бордюр и провожала взглядом каждого, кто проходил мимо. Говорить она не захотела — пока.
После расстрельной стены мы увидели дом коменданта лагеря Рудольфа Хесса. Мы с Алисой договорились посмотреть как-нибудь фильм «Зона интересов». Кстати, все три ночи в Кракове мы смотрели «Список Шиндлера», так вышло, что она его не видела, и нам с ней показалось, что сейчас самое время.
В первой газовой камере (это предпоследний объект экспозиции Аушвиц I) Алиса прошептала: «Прямо как в миклате!».
Экскурсовод: «…после строительства Аушвиц II эта газовая камера была превращена в бомбоубежище для немцев».
11.08 утра
Мы вышли из первого лагеря, купили книгу о детях-узниках (если вы не намерены сюда возвращаться, сразу забирайте с собой то, что вам хотелось бы из музейного магазина, там небольшая, но очень хорошая подборка на множестве языков… кроме иврита), вышли. И сели в переполненный автобус до Биркенау. Есть не хотелось. Никто из нашей группы не стал обедать, хоть в гидах это время часто упоминается как возможность перерыва на обед. Кажется, это довольно наивно.
Автобусы между лагерями ходят каждые восемь минут. Традиция пройти из лагеря в лагерь пешком существует и свойственна Маршу жизни, о котором я писала в первой серии. Мы думали так сделать тоже, но не хватило сил.
Полдень
Ян пишет: «Я жду вас здесь, напишите, когда закончите», — и присылает фото с видом на главную вышку Биркенау. Мы как раз подъезжаем ко второму лагерю.
Мы выходим и проходим через ворота чуть в стороне от путей на территорию города смерти (Биркенау — целый город, завод по производству смерти). В этот момент папа Алисы присылает фотографию, где ей пара недель, и она у меня на руках. Это такой способ поддержки, конечно, но мозг у меня взрывается. Показываю Алиске фотку, и она улыбается — конечно, впервые за несколько часов. Вот так, идем вдоль тех самых железнодорожных путей и улыбаемся.
Вдруг в Алисе просыпается какая-то деятельность. Она говорит: «Я должна пойти туда!», и вылезает на пути. Иду за ней. Гида мы уже не слушаем, я знаю, что она рассказывает, в Биркенау почти нет исторического контекста, это рассказ об устройстве лагеря, он короток и прост. Я начинаю работать вместо гида, Алиса кивает, но деятельность не прерывает. Фотографирует на свою лавандового цвета камеру окружающую среду, показывает мне фото. Разворачивается в обратную от вышки сторону.
Алиса: Нам туда?
Даша: Да.
Алиса: Я должна пройти здесь! (Имея в виду рельсы) Ладно?
Даша: Конечно. Можно с тобой?
Алиса: Да. Все, я пошла!
И дальше она почти бежит по рельсам, я еле за ней успеваю, и в конце перелетает с камня на камень — и выходит к мемориальным табличкам. Она быстро понимает, что это, читает на иврите, и потом мы прибиваемся к израильской группе, часть людей там — одета в флаги. Снова думаю: о, безопасное место для того, чтобы прийти с израильским флагом.
Мимо разрушенных крематориев идем к открытым баракам.
13.00
Вокруг бесконечная зелень, леса, поля, пространства, воздух.
Даша: Здесь есть некий этический разрыв между тем, как красиво, и тем, какой кошмар здесь творился.
Алиса: И пахнет скошенной травой очень. Да, вообще, видишь, такое просто место для дачи, да? Да.
Даша: Как на даче, уф, точно. Тебе не хочется тут говорить на иврите?
Алиса (переходит на иврит): Да, да, думаю да. А почему так? Что это такое?
Даша (сбиваюсь с иврита на русский): Знаешь, почему? Потому что они пытались сделать так, чтобы мы никогда на нем не говорили. Пытались сделать так, чтобы этот язык, наша речь, никогда не звучала, понимаешь?
Алиса: Да.
(Идем дальше)
Даша: О чем ты думаешь? Когда сейчас идешь?
Алиса: О кустиках.
Даша: О кустиках? О каких? Этих?
Алиса: Нет, этих. (Показывает на цветущую траву) Очень красиво. А Анна Франк здесь была?
Даша: Прямо здесь, причем в самый последний момент. Она же попала сюда в 44-м году, совсем незадолго до того, как лагерь был освобожден. Вот она и ее семья, она и Марго, тут были. Но умерли они не здесь, их перевели в другой лагерь.
Алиса: А почему? Они плохо работали?
Даша: Нет, не думаю, что тогда это уже было важно немцам. Тогда, в конце существования системы концентрационных лагерей, уже всех убивали, потому что уже было понятно, что немцы проигрывают. И просто всех, кто сюда приезжал, всех убивали, или депортировали в другие места. Знаешь, почему называется вот то, что мы сейчас делаем, и то, что на Йом ха-Шоа каждый год происходит, называется Марш жизни? Потому что когда стало понятно, что немцы проигрывают, они депортировали заключенных дальше от линии фронта. Пешком. Потом эти пешие депортации получили название «марши смерти». Они тех, кого не успевали убить, брали с собой и вели через всю Европу, вели в Германию. Страшные переходы больных, уставших, истощенных людей, узников концлагеря.
Алиса: Я не знала об этом, ого. Скажи, а то, что мы делаем… поможет?
Даша: Чему поможет?
Алиса: Быть хорошим человеком.
Даша: Это сложный вопрос, потому что понятие «хороший человек» сложное. Важно, чтобы душа не спала.
Алиса: А если она не проснется? То что… Мам…
Даша: Я не знаю.
Алиса: Ничего не делать? Забыть про все?
Даша: Ты плачешь?
Алиса: Нет. (Врет)
Даша: Это значит, что у тебя душа не спит.
Алиса: Это хорошо?
Даша: Конечно, хорошо.
(Берет меня за руку, идем дальше, приближаемся к детскому бараку)
Алиса: Я все. (Больше не плачет)
Даша: Что значит «ты все»?
Алиса: Спасена.
Даша: У тебя ощущение, что ты спасена? А как это?
Алиса: От сна души и от смерти.
Даша: А что это значит? Объясни, что такое для тебя спасена.
Алиса: Я приведу пример. Вот ты, например, работаешь мусорщиком. Хорошая работа, но грязная. И от тебя после работы плохо пахнет. И вот ты наконец-то отмылся. Или даже ты уволился и наконец-то совсем-совсем отмылся. Спустя год или еще больше. Но от тебя наконец-то больше не пахнет.
Мы заходим в детский барак. Это единственный барак с попыткой сохранить напоминания о нормальной жизни. На стенах наивные муралы: дети играют, мальчик идет в школу. Гид говорит, что это сделано, чтобы сохранить небольшое желание жить.
Все остальное — также. Нижние нары на самом полу, всего три этажа нар. На каждых — по четыре-пять детей. Гид окончательно нас оставляет, и мы с Алисой молча бродим по этому бараку. Потом она останавливается и смотрит на меня очень и очень решительно.
Алиса: Тут было трудно?
Даша: Да, очень. Мы с тобой книжку как раз взяли с собой отсюда, где написано, каково тут было детям.
Алиса: Как ты думаешь, я бы справилась?
(Я немного паникую, не ответить нельзя, но что ответить я не имею понятия).
Даша: Мне сложно сказать, но я знаю, что ты очень сильная.
Алиса: А я думаю, я бы справилась. Да. Знаешь почему?
Даша: Почему?
Алиса: Когда у нас была экскурсия я научилась очень тихо дышать на случай если будет теракт. Чтобы меня не заметили. Так что я бы сделала так, чтобы меня не заметили, и смогла бы сбежать.
У меня темнеет в глазах.
14.00
Мы сидим около детского барака, на деревянных мостках, которые к нему ведут. Так больше никто не делает, но мы решили, что хотим посидеть тут. Алиса делает мне колечко из травинки, которую сорвала тут же, у мостка.
Алиса: На самом деле вообще не было страшно.
Даша: Тебе не было страшно?
Алиса: Нет, вообще.
Даша: А что же тогда было?
Алиса: Я поняла, что это было очень трудно, это очень плохо, тут было очень страшно, но это не самое страшное, что я видела в своей жизни.
Даша: А что было самое страшное?
Алиса: Пока что ничего.
Даша: Хорошо, а если тебе не было страшно, то что ты чувствовала, чувствуешь?
Алиса: Печаль.
Даша: Печаль? А что такое печаль?
Алиса: То, что это очень тяжело было, мне было очень грустно. Почему их всех хотели убить?
Даша: Потому что евреи. И другие люди, которых считали «не такими».
Алиса: Нет, просто почему вообще война началась?
Даша: Понимаешь, потому что мир тогда был в…
Алиса: Отчаянии.
Даша: Да. Ты круто это сказала.
Алиса: Им просто нечем было заняться.
Даша: Ты очень точно это объясняешь.
Алиса: Им и сейчас нечем заняться, мам.
Даша: Ну вот да, когда мир в отчаянии, начинается война.
Алиса: Ну сделайте манекен с красной водой, и бейте его, и все!
Даша: Ты думаешь, это поможет людям выплеснуть агрессию?
Алиса: Не знаю.
Даша: Ты знаешь, что самое большое зло, по-моему?
Алиса: Ну?
Даша: Человек.
Алиса: А знаешь, что самое большое добро?
Даша: Ну? Как думаешь?
Алиса: Человек.
Даша: Человек...
Алиса: Ребенок бежит, смотри.
В барак вбегает маленький мальчик.
Даша: Внутри каждого из нас хранится и то, и другое.
Алиса: Во мне больше добра, мне кажется. Я скорее не злая, а честная. А честность иногда бывает злой. Если я тебе совру, то я буду плохой, а если я тебе скажу правду, то тебе правда иногда может показаться жестокой.
Даша: Это правда.
Алиса: Ну, например, вот эту правду (показывает вокруг) мы же должны знать, да? Ну и она злая.
Даша: Да. Она тебе помогает?
Алиса: Да. Не знаю, я что-то про жизнь поняла.
Даша: Теперь будет тяжелее или легче жить?
Алиса: Не знаю. Наверное, легче.
Даша: Иногда я думаю, что люди, которые здесь жили и умерли, очень многое потеряли. Жизнь в первую очередь, да? И мы немножко все, ну я так чувствую, мы немножко как бы живем за них. Понимаешь, да? Я это очень ярко ощущаю. Получается, что мы немножко им что-то должны, да?
Алиса: Чтобы мы жили хорошо, что они только этого хотели.
Даша: Что такое жить хорошо?
Алиса: Чтобы не было войн.
Даша: Ты думаешь, мы должны к этому идти? Что бы ты сделала, если бы у тебя была бесконечная власть?
Алиса: Остановила бы все войны. И стерла людям память про войны. Чтобы они не знали, что такое война.
Даша: Они бы тогда снова придумали войну. Мне кажется, что память нельзя стирать. Как раз потому, что люди должны знать, к чему это приводит. Как думаешь?
Алиса: Ну да, в смысле сказать им то, что если будет война, то вас, вероятнее всего, убьют первыми.
Даша: Ты бы хотела это место кому-то показать?
Алиса: Всему миру, наверное. А ты?
Даша: Я бы тоже хотела всему миру. Почти весь мир о нем знает, но не все здесь бывают. Либо потому, что не могут, либо потому, что им пока что еще страшно. Но тебе, например, не было страшно?
Алиса: Мне было страшно ехать сюда.
Даша: А здесь ты справилась.
Алиса: Почему для тебя это самое страшное место?
Даша: Ну смотри, я же очень много про это знаю. Ты это понимаешь. Но, когда я про это читаю, это как будто бы все же остается теорией. Чем-то из мира воображаемого. Когда я с этим сталкиваюсь вот так, здесь… прямо здесь, где мы сидим… На меня как будто бы бетонная плита падает. Все, что я знаю, оно становится реальным. Почему ты спросила?
Алиса: Угу. Но мне здесь не страшно. Знаешь почему? Не потому, что я крутая. А потому что я рада, что это все закончилось. И нам может быть хорошо.
Даша: Это очень круто, что ты видишь будущее.
Алиса: Я тебя люблю очень. Пойдем?
Даша: Пойдем.
Финал
Ян встретил нас у машины, очень бережно и без лишних вопросов. Алиска молниеносно отключилась (опять). Только когда она уснула, он осторожно спросил, откуда мы.
Даша: Из Израиля.
Ян: О, но вы говорите между собой по-русски?
Даша: Да, дома мы говорим по-русски, потому что изначально мы из Москвы. Сложная география.
Ян: Да, это правда. У вас недавно была война?
Даша: Да, довольно страшная. Но довольно короткая. Хотелось бы пожить в мире без войн хотя бы какое-то время, особенно после этого визита.
Ян: Думаете, получится?
Дальше мы едем молча.