Новая колонка востоковеда-ираниста, доктора наук, филолога и журналиста Гершона Когана для «Сегодня» посвящена водному кризису в Иране, политике популизма и роли технологий, которые могут спасти страну от засухи.
Читайте также: Визуалы в огне — текущие протесты в Иране как поле битвы символов
Земля проваливается, кувшины пусты
В 2021 году Тегеран получил сомнительную честь — стал мировым лидером по скорости проседания грунта. Земля под иранской столицей опускается на 25 сантиметров в год. Причина банальна до ужаса: подземные водоносные горизонты выкачали настолько интенсивно, что пустоты схлопнулись. Представьте себе гигантскую губку, из которой высосали всю влагу — именно так выглядит сегодня подземелье под ногами 15 миллионов тегеранцев.
Но столица — лишь вершина айсберга. По всей стране картина удручающая: легендарная река Заяндеруд, которая тысячелетиями питала Исфахан — жемчужину персидской архитектуры — превратилась в пыльное русло. Озеро Урмия, некогда крупнейшее соленое озеро Ближнего Востока, сократилось на 80%. Древние канаты — уникальная система подземных акведуков, которой 2500 лет — пересыхают один за другим.
Сегодня веерные отключения воды стали рутиной для большинства иранских городов. В Хузестане люди выходят на улицы с пустыми канистрами, требуя от властей элементарного — воды. В Исфахане пересохшее русло Заяндеруда стало символом протеста: люди собираются там, чтобы показать миру мертвую реку в сердце исторического города.
Ирония ситуации в том, что страна, подарившая миру одну из древнейших систем ирригации, сегодня не может напоить собственных граждан. Цивилизация, которая 4000 лет назад изобрела канаты и научила полмира управлять водой в пустыне, теперь импортирует питьевую воду из Турции и Ирака. Когда земля в буквальном смысле уходит из-под ног, а кувшины остаются пустыми, возникает резонный вопрос: как 83-миллионная нация докатилась до такого?
Как популизм высушил страну
Чтобы понять масштаб катастрофы, нужно вернуться к 1979 году — моменту, когда Иран свернул с правильной дороги в водную пропасть. Шах Мохаммед Реза Пехлеви, при всех его недостатках, понимал математику выживания: в стране, где на сельское хозяйство уходит 80% всей воды, нельзя одновременно прокормить растущее население и сохранить водные ресурсы.
Стратегия Пехлеви была прагматичной до цинизма: постепенно сворачивать сельское хозяйство, импортировать продовольствие, а освободившихся крестьян перебрасывать на заводы и в города. Индустриализация вместо аграрности, городская жизнь вместо деревенской идиллии. Жестоко? Возможно. Но реалистично — если учесть, что каждый килограмм иранского риса требует в три раза больше воды, чем тот же рис, выращенный в дельте Меконга.
При шахе также строились дамбы — но не просто как источники электроэнергии, а как резервуары для подпитки подземных водоносных слоев. Система работала: вода накапливалась в периоды дождей, постепенно просачивалась в грунт, пополняя стратегические запасы. Это была игра вдолгую, рассчитанная на десятилетия.
Исламская революция все перевернула. Аятоллы, критиковавшие шаха за «отрыв от корней» и «предательство крестьянства», провозгласили курс на полную продовольственную самодостаточность. Лозунг звучал красиво: «Иран должен сам себя кормить!» Особенно после восьми лет войны с Ираком, когда импорт продовольствия стал восприниматься как уязвимость.
Результат превзошел самые мрачные прогнозы. Исламская республика начала субсидировать выращивание риса в пустынных регионах, где каждое зерно буквально стоило литров драгоценной воды. Разрешили хаотичное бурение скважин — и крестьяне принялись качать воду из глубин, которые формировались тысячелетиями. Дамбы, которые при шахе пополняли подземные резервуары, переориентировали на прямое орошение полей.
За 45 лет «народной власти» Иран выкачал из недр больше воды, чем накопил за предыдущие четыре тысячелетия. Популизм оказался сильнее здравого смысла, а краткосрочная поддержка электората — важнее выживания будущих поколений. Крестьян удалось удержать в деревнях, но ценой превращения цветущих оазисов в солончаки.
Воды нет — остается лишь технология
Когда диагноз поставлен, врачи обычно предлагают лечение. В случае с иранским водным кризисом рецептов несколько, но практически все они упираются в одну неудобную истину: без передовых технологий Иран обречен на жажду.
Теоретически вариантов много. Можно радикально сократить посевы риса и пшеницы в засушливых регионах — но это социальный динамит под режимом, который держится на поддержке сельского населения. Можно массово импортировать воду из соседних стран — Турции, Таджикистана, даже Афганистана. Но представьте себе 83-миллионную страну, зависящую от водных поставок извне. Это уже не суверенитет, а заложничество.
Остается технология. И здесь начинается самое интересное.
Капельное орошение способно сократить расход воды на 70% по сравнению с традиционным затопительным методом. Переработка и повторное использование сточных вод может обеспечить до 40% потребностей городского населения. Опреснение морской воды способно полностью закрыть вопрос питьевого водоснабжения для прибрежных регионов. Звучит как спасение, но есть нюанс: все эти технологии уже отработаны до совершенства только в одной стране региона.
В Израиле повторно используется 90% сточных вод — против жалких процентов в Иране. Израильское капельное орошение позволяет выращивать томаты в пустыне Негев, используя в разы меньше воды, чем иранские крестьяне тратят на рис в относительно плодородных районах. Израильские опреснительные установки производят столько пресной воды, что страна стала чистым экспортером этого ресурса.
И тут происходит нечто удивительное. В августе 2025 года Биньямин Нетаниягу записывает видеообращение к иранскому народу. Премьер-министр страны, которую в Тегеране официально называют «малым сатаной», открыто предлагает иранцам спасение: «Израиль — номер один в мире по переработке сточных вод и опреснению. В тот день, когда ваша страна станет свободной, наши водные эксперты зальют каждый иранский город передовыми технологиями и знаниями».
Это был весьма разумный политический ход. Нетаньяху публично артикулировал очевидный факт: без израильских технологий Ирану крайне сложно выбраться из водной ямы. Одновременно он разделил режим и народ, дав понять: мы боремся с аятоллами, а не с иранцами. Народ Ирана нам друг — просто его правители выбрали путь вражды вместо сотрудничества.
Реакция официального Тегерана была предсказуемой. Президент Пезешкян назвал предложение Биби «миражом» и напомнил о ситуации в Газе. Но за ритуальными проклятиями угадывалось другое: израильские технологии действительно нужны, и это всем понятно.
Аятоллы пьют чужую воду, но мечтают о нашей
Что делать режиму, который публично проклинает «сионистский режим», но отчаянно нуждается в его технологиях? Прямое сотрудничество исключено — это политическое самоубийство для теократии, построенной на антиизраильской риторике. Остаются обходные пути, и здесь иранцы могут проявить традиционную восточную изобретательность.
Первый маршрут — через Европу. Германия и Нидерланды активно сотрудничают с Израилем в области водных технологий, адаптируя и развивая израильские разработки. Тегеран может заключать «экологические партнерства» с европейскими университетами и компаниями, получая по факту израильские ноу-хау под немецкой или голландской оберткой. Академический флер и «зеленая повестка» обеспечат политическое прикрытие для сделки.
Второй канал — Китай. Поднебесная массово скупает израильские стартапы в сфере водных технологий, адаптирует их под свои нужды и перепродает по всему миру уже как «китайские инновации». Для Ирана это идеальный вариант: можно получить израильскую технологию без прямого контакта с Израилем, да еще и под маркой «братского социалистического Китая».
Третий путь — через арабских соседей. После заключения Авраамских соглашений ОАЭ и Бахрейн получили доступ к передовым израильским технологиям. Эмираты уже активно используют израильские системы опреснения и ирригации. При потеплении отношений с арабскими монархиями (а признаки этого уже есть) Иран может получать технологии под видом «исламского сотрудничества» или «проектов солидарности в борьбе с засухой».
Четвертый вариант — международные организации. Всемирный банк, ПРООН, ЮНЕСКО продвигают программы «устойчивого развития» и «умного управления водными ресурсами» на Ближнем Востоке. В рамках этих программ израильские технологии продвигаются под нейтральными международными брендами. Иран может участвовать в таких проектах, формально не взаимодействуя с Израилем напрямую.
Проблема всех этих схем в том, что израильские технологии слишком узнаваемы. Капельное орошение, системы переработки сточных вод, опреснительные установки — у них есть характерные «отпечатки пальцев». Рано или поздно станет очевидно, откуда реально пришло спасение иранских городов от жажды.
И тогда возникнет пикантная ситуация: режим аятолл, 45 лет проклинавший «малого сатану», окажется должником тех самых технологий, которые отвергал из идеологических соображений. Биби, предложивший помощь открыто и бесплатно, получит моральную победу даже в случае, если иранцы украдут или купят его технологии через третьих лиц.
Цена идеологической непримиримости
Водный кризис Ирана — это не про климат и не про «проклятую географию». Это учебник по тому, как идеология способна буквально высушить целую цивилизацию. Страна, подарившая миру искусство управления водой в пустыне через систему подземных каналов-канатов, за полвека революционного энтузиазма превратила цветущие оазисы в солончаки.
История знает немало примеров того, как политические решения приводили к экологическим катастрофам. Аральское море, осушенное советскими мелиораторами. Пыльные бури в американском Дастбоуле после неграмотной распашки прерий. Но иранский случай уникален тем, что здесь экологическая катастрофа стала прямым следствием геополитического выбора.
Выбрав путь конфронтации с Израилем, Тегеран лишил себя доступа к технологиям, которые могли бы спасти страну от засухи. Более того — провозгласив курс на «самодостаточность», режим аятолл обрек Иран на неэффективное расходование того, что у него было. В итоге получился идеальный шторм: неправильная стратегия плюс недоступность правильных технологий.
Сегодня иранские власти оказались в положении тонущего, который отказывается от спасательного круга, потому что его бросили «не те люди». Биньямин Нетаниягу, предложивший технологическую помощь иранскому народу, поставил режим в невыносимое положение: принять помощь означает признать правоту «врага», отвергнуть — означает обречь собственных граждан на жажду.
Но самое интересное начнется, когда израильские технологии все-таки попадут в Иран — пусть даже контрабандным путем, через европейских или китайских посредников. В тот день, когда иранские города получат воду благодаря системам, изобретенным в Тель-Авиве и Хайфе, революционная риторика об «искоренении сионистского режима» обретет особую пикантность.
Ведь получается парадокс: чем громче режим кричит о борьбе с Израилем, тем больше зависит от израильских достижений. Чем яростнее проклинает «малого сатану», тем отчаяннее нуждается в его технологиях. И чем дольше тянет с признанием этой зависимости, тем глубже загоняет страну в водный кризис.
В конечном итоге иранская ситуация — это притча о цене идеологической непримиримости. Когда геополитика важнее выживания, а лозунги ценнее воды, нации приходится выбирать между принципами и жаждой. Пока Иран выбирает принципы. Но земля продолжает проседать, реки — пересыхать, а города — отключать воду по графику. И рано или поздно жажда окажется сильнее любой идеологии.
Даже самой революционной.
