Это вторая часть повествования о мире Древнего Египта из спецпроекта «Кто такие евреи? Понятный экскурс в историю», в котором мы возвращаемся к ключевым сюжетам прошлого, чтобы понять, как они сформировали наше настоящее.
Казалось бы, цикл про евреев, а речь идет о египтянах — но без Египта невозможно понять, как вообще появился народ Израиля. Именно там история семьи Яакова превратилась в историю народа. Поэтому важно взглянуть на сам Египет — на его веру, представления о мире и человеке. И тогда становится ясно: многое из того, что позже стало частью еврейской традиции, зародилось среди строителей пирамид и почитателей фараона, ведь египтяне были далеко не просто язычниками, поклонниками статуй и мумий. Они знали о бытии гораздо больше, чем мы думаем.
Первую часть текста можно прочитать здесь: «Мир Древнего Египта: что скрывается за фараонами, пирамидами и мумиями?»
Если в прошлый раз мы говорили о жизни — о том, как древние египтяне представляли сотворение мира, — то сегодня речь пойдет о смерти, ибо нет другого такого народа, который постиг бы ее столь глубоко.
Дуат — место восхваляемое
Представьте: в сердце пирамиды, глубоко под толщей камня, стоит саркофаг — каменный ящик, в котором покоится тело царя. И вдруг, по представлениям древних египтян, дух пробуждается. Мумия открывает глаза, и первое, что она видит, — высеченные на потолке слова: «О, Унис, ты не умер, ибо ты никогда не умрешь».
Эти строки — одни из древнейших религиозных текстов человечества. Они высечены на стенах пирамиды фараона Униса (около 2375–2345 годов до н. э.) в Саккаре, под Каиром.
Египтяне верили, что в миг перехода душу охватывает страх — первое испытание после смерти. К этому моменту готовились заранее. Слова, вырезанные в камне, должны были успокоить дух, напомнить ему, кто он, куда направляется и что смерть — лишь начало пути.
Для древнего египтянина смерть действительно не была чем-то ужасным, как она может представляться современному западному человеку. В их языке даже не существовало слова «умерший» — вместо него говорили «ушедший».
Ушедший в Дуат, что переводится как «место восхваляемое», — так называли египтяне свой потусторонний мир. Именно потусторонний, а не загробный или подземный, как у древних греков. Дуат находился не под землей, а по ту сторону неба, где душа продолжала свой путь.
Та часть души, которую египтяне называли Ба, устремлялась в северную часть неба — к древней Полярной звезде Тубан, где ее ждали боги и предки. Именно поэтому выход из большинства пирамид был обращен на север: он должен был стать прямым путем для странствия фараона в мире ином.
В пирамиде же оставалась другая часть души — Ка. Это жизненная сущность, или «двойник», который продолжал существовать в гробнице и питался подношениями живых.
Осирис: первый, победивший смерть
Каждый ритуал мумификации повторял один и тот же миф — о смерти и воскрешении Осириса. Кто это такой?
Осирис, по вере древних египтян, был первым царем, правившим страной во времена, когда боги еще жили среди людей. Он научил египтян выращивать хлеб, строить города, соблюдать законы и чтить богов. Его царствование стало эпохой гармонии и порядка — воплощением Маат, великого принципа истины, справедливости и равновесия, на котором держался весь мир.
Но у Осириса был брат — Сет, бог пустыни, бури и разрушения. Он завидовал Осирису и ненавидел его за справедливость и любовь народа. В приступе ярости Сет убил Осириса и разрубил его тело на четырнадцать частей, разбросав их по всему Египту, чтобы никто не смог вернуть его к жизни.
Жена Осириса, Исида, богиня магии, любви и верности, не смирилась с утратой. Вместе с сестрой Нефтидой она обошла весь Египет, собирая тело мужа по кусочкам, оплакивая и воскрешая его заклинаниями. Когда все было найдено, Исида воссоздала недостающую часть тела — сделала из глины священный фаллос, и с помощью дыхания и магии вернула Осирису жизнь. От этого соединения она зачала сына — Хора, символ возрождения и наследника божественной власти.
Однако воскресший Осирис не мог вернуться в мир живых — он должен был возродиться в Дуате, мире мертвых. Для этого требовалось соединить тело и дух, восстановить целостность. И тут начинается самая глубокая часть мифа.
Анубис, сын Осириса и Нефтиды, бог с головой шакала, стал первым, кто совершил священный обряд. Он покрыл тело отца своей кожей, защитив его от тления и даровав ему новую оболочку. Так возник сам принцип мумификации — сохранения формы, в которой душа может продолжать существовать. Анубис стал хранителем гробниц и проводником умерших, первым жрецом, совершившим священный ритуал над царем.
Но даже защищенное тело нуждалось в свете и дыхании. И этот свет принес Хор, сын Осириса и Исиды. В битве с Сетом Хор потерял глаз, символ солнечного света и порядка. Бог мудрости Тот исцелил глаз, вернув ему силу, и тогда Хор отдал его отцу — в дар Осирису, чтобы вернуть ему зрение, жизнь и сознание. С тех пор Око Хора стало символом исцеления, целостности и вечного возрождения.
Без кожи Анубиса и ока Хора Осирис не смог бы воскреснуть. Один сын даровал ему тело, другой — дух. Так Осирис вновь обрел полноту бытия и стал владыкой Дуата — царем умерших, который первым победил смерть и открыл путь к вечной жизни всем, кто последует за ним.
С тех пор каждый умерший, по представлениям египтян, проходил тот же путь. В каждом ритуале, в каждом бальзамировании и молитве повторялась история Осириса — история о том, что жизнь сильнее разрушения, а смерть лишь врата к новой форме существования.
Зачем фараон «оплодотворял» Нил?
Когда мы приезжаем в современный Египет, в каждой сувенирной лавке можно увидеть статуэтки с подчеркнуто выраженным фаллосом. Сегодня этот образ может показаться слегка вульгарным, но в древности сексуальное желание не отделялось от духовной сферы — его считали проявлением той же божественной силы, что созидает и оживляет мир.
Мы привыкли считать, что земля символизирует женское начало — мать, из которой все рождается. Но в Древнем Египте все было наоборот. Земля была мужской, активной и созидающей. Ее олицетворял бог Геб — живая сила, в которой скрыт импульс к жизни.
Египтяне верили, что в начале мира существовал лишь первозданный океан — безбрежные воды хаоса. И вдруг из этой бездны поднялся первый холм — точка, с которой началось творение. Этот холм назывался бен-бен. Он имел форму пирамидального выступа, вершины, поднимающейся вверх. Именно такую форму позднее унаследовали пирамиды и обелиски. Они повторяли контуры первозданного холма, где материя впервые обрела форму.
Движение вверх, подъем из хаоса — главный принцип египетского творения. И бен-бен понимался не просто как кусок земли, а как фаллос Геба, знак готовности к зачатию мира.
Еще более ярко сакральное понимание секса проявлялось в ежегодном обряде «оплодотворения» Нила. Каждый год, в начале разлива реки, когда Египет замирал в ожидании урожая, фараон совершал священный выезд к Нилу. На рассвете, в окружении жрецов, он поднимался на ладью и отплывал на середину реки — туда, где, по вере египтян, соединяются земля и вода, мужское и женское начала. Там, в тишине, под пение жрецов и запах ладана, он совершал священный акт — изливал семя в воды Нила.
Этот ритуал восходил к одной из древнейших историй о сотворении мира — гелиопольскому мифу, в котором бог Атум, не имея пары, «соединился со своей рукой», и из его семени появились первые божества — Шу (воздух) и Тефнут (влага). Фараон, как земное воплощение богов, повторял этот жест: Нил воспринимался как тело богини, чье лоно принимает семя, а царь — как Атум, источник жизни.
Для чего вообще нужна смерть?
Каждый год, приблизительно в ноябре, наступал священный месяц Хойяк — время, когда древние египтяне отмечали празднества Возрождения Осириса, бога, который умер и воскрес, открыв путь вечной жизни. Это был не траур, а именно праздник.
Накануне главного дня по всему городу совершались жертвоприношения. Животных закалывали, а их кровью помазывали притолоки домов, чтобы смерть узнала, куда не входить. (Трудно не вспомнить ночь Песаха, когда, согласно Торе, сыны Израиля помазывали косяки дверей кровью жертвы, чтобы смерть прошла мимо.)
А утром жрецы подавали знак, и город замирал. Люди запирались в домах, наступала тишина. Из главного храма на центральной площади медленно выносили великую ладью Хену — священный сосуд, сделанный из костей животных, принесенных в жертву.
Хену шла против часовой стрелки. Ее движение символизировало обратный ход времени — возвращение в первозданный хаос, туда, где все должно умереть, чтобы очиститься.
Когда ладья завершала свой путь против солнца, считалось, что смерть выполнила свою работу. Она прошла сквозь город, уничтожила все скверное, больное, нечистое. Тогда жрецы разворачивали ладью, и теперь Хену шла по часовой стрелке — следуя за солнцем, по пути жизни.
Так начинался новый цикл бытия.